Марина Москвина - Изголовье из травы

Странное дело – наряженный в кимоно, ты даже не можешь глубоко вздохнуть, но при этом вдруг возникает невесть откуда плавность, мягкие движения, осознанная походка, благородная сдержанность. Магическим образом кимоно открывает в тебе скрытые резервы женственности.

А если еще надеть носочки из белого полотна «таби» и японскую подошву, на редкость приспособленную к ноге, – деревянные, кожаные или соломенные «дзори», вплести розу в волосы, то хочешь-не-хочешь, а затанцуешь и запоешь полностью тебе незнакомую доселе арию Чио-Чио-сан.

И вот мы стоим и поем: Саори моя – вся в расцветающих вишнях, я – тоже вся – в отцветающих хризантемах!..

А Лёня, тем временем, давно отложил фотоаппарат, и вместе с Нобумаса-саном – рюмочка за рюмочкой, наблюдая за примеркой кимоно, сначала пил виски, потом пиво, перед этим они выпили вина, попробовали местного сакэ… короче, когда нас уложили спать…

Нет, я должна рассказать, как нас уложили. Нам беспримерное оказали в этом доме гостеприимство. Я уже говорила, что все японцы на ночь обязательно принимают ванну («фуро»). К воде – особенно горячей – здесь до того относятся уважительно, что ванна наполняется всего один раз. Но каждый член семьи, прежде чем туда забраться блаженствовать и отмокать, должен как следует с мылом и мочалкой помыться рядом в душе.

Первым совершает омовение отец, а остальные – по договоренности.

Так вот, в эту волшебную ночь право первенства в «службах» любезно предоставили нам с Лёней. Он отправился в ванну, а я в туалет, где вновь был проявлен мною немеркнущий этнографический интерес ко всему, что касается национального японского характера.

Что я обнаружила? Стоит тебе только соприкоснуться со стульчаком, он тотчас приветливо начинает нагреваться и щедро отдавать свое душевное тепло. Я была настолько растрогана этим неожиданным проявлением теплоты, что чуть не расплакалась.

Дальше. Обычно постель японца такова: на соломенную подстилку татами кладут жестковатый матрац – фу-тон. Можешь взять два футона, чтоб тебе было помягче.

Нам с Лёней на татами постелили пуховые перины.

И вот лежа на перинах, на плоской подушке, набитой какой-то загадочной крупой (страшно удобно, а главное полезно для позвоночника!), укрытый легчайшими одеялами, тихо шелестящими, а сверху для красоты – расписными японскими коврами, Лёня начал жаловаться, что на новом месте он плохо засыпает.

– Да ты просто перепил! – возмущенно говорю я.

А Лёня мне – с укором:

– Я твой спутник в дороге. Нельзя спутника в дороге ругать. На чужбине, полностью в незнакомой обстановке, – бормотал он засыпая. – Нам тут главное – выжить!

Ранним утром Чизуру-сан подарила мне на прощание драгоценное бирюзовое кимоно и проводила нас троих в дорогу, в далекое Ёсино, приготовив специальное дорожное блюдо бэнто – отваренный рис и разные к нему добавочки: мелкие рыбешки, кусочки маринованных овощей, морская капуста, хрен… всякая всячина.

Говорят, бэнто, без которого теперь не может обойтись в пути ни один пассажир или путешественник, впервые появилось в конце девятнадцатого века на одной из железнодорожных станций. Как наши люди на станциях продают горячую картошку с солеными огурцами, так и сообразительные японцы использовали пятиминутную остановку поезда, чтобы продать пассажирам коробочки из кедрового дерева, в которых, разделенные перегородками из деревянной стружки, лежали горка риса и самые что ни на есть разнообразные закусочки.

Это оказалось так дешево, вкусно и питательно, что другие станции тоже стали наперебой предлагать пассажирам бэнто. Поистине народное угощение! Появилась целая сеть предприятий, которые готовят тысячу разновидностей бэнто, и каждое – по собственной рецептуре! У всех свои фирменные добавки. Лишь горка риса на протяжении двух веков остается в коробочке неизменной. Без риса, гласит японская поговорка, бэнто не бэнто!

Мы сели на электричку, прихватив с собою подружек нашей Саори – двух очаровательных японок. Мамы этих девушек наготовили им в дорогу полные сумки бэнто. Так что в общей сложности у нас с Лёней образовалось три славных проводника с поклажей: Саори, которая с улыбкой поведала нам, как на мотогонках упала с мотоцикла, сломала ключицу, предплечье, но – что бог не делает, все к лучшему, радостно сказала она, ей выплатили страховку, и на эти деньги она теперь поедет в Россию учиться русскому языку.

Ее подружка – тоже славистка, собирается защищать диссертацию о русских художниках-реалистах, вроде Шишкина с Саврасовым.

Третья тоже твердо и безвозвратно решила связать свою судьбу с Россией, хотя конкретную линию связи пока не определила.

Ах, как приятно путешествовать по Японии на простой электричке. Мягкость езды – необыкновенная. Ни лязга, ни стука вагонных колес. Дорогим бархатом раз и навсегда обтянуты сидения. Вообще, я заметила, японцам чужд вандализм. Стекла целые, чистые. На стенках и дверях – никаких произвольных надписей. Нам встретился в Японии единственный образец народного граффити, но это сделал не японец. В замке Нидзё на створке ворот, сколоченных из досок редчайших старинных криптомерий, с нездешней бесшабашностью нацарапано шариковой ручкой: «I fuck japanese!» и подпись: «Stefhen from Australia».

Как бы такая благостная железнодорожная обстановка понравилась моему дедушке Борису Терентьевичу, заслуженному работнику МПС! Даже кондукторы в Японии хорошие, добрые, войдут – поклонятся, выйдут – опять поклонятся. А если ты едешь «зайцем», тебя не обматерят, не станут хватать, оскорблять и заламывать руки, но с улыбкой продадут тебе билет. И вы еще до-о-лго вынуждены будете улыбаться и кланяться друг другу…

А ведь, в сущности, до недавнего времени странничество в Японии было очень нелегким делом. Ни транспорта, ни дорог. На каждом шагу заставы со стражами сёгуната, всех без разбору подозревающими в контрабанде огнестрельным оружием. Жесткий паспортный режим.

Одно из старинных донесений гласит:

«Все проходящие через заставу должны снять шляпы и дзукин (капюшон, закрывающий голову от дождя и ветра). Двери паланкинов должны быть широко распахнуты. Паспорта путешествующих женщин проверяются особенно тщательно. Обязательны паспорта для лиц, страдающих безумием, заключенных, трупов и отрубленных голов».

Паспорта не требовали только от самых высших и самых низших сословий. Простому человеку достаточно было иметь рекомендательную записку от деревенского старосты или близкого родственника. Бродячим актерам, чтобы пройти через заставу, следовало продемонстрировать стражникам свое ремесло.