Марина Москвина - Изголовье из травы

– Скажите, пожалуйста, как пройти на телевидение «Асахи»? – спросил Лёня у человека европеоидной расы.

Тот показал, спросил, откуда мы. Разговорились. Он австралиец. Его жена – японка. Он десять лет живет в Токио.

– Это хорошее место, чтобы делать деньги, – сказал он с довольной улыбкой.

– … И очень хорошее, чтобы с ними расстаться! – подхватил Лёня.

– Да! Да!!! – вскричал он, захохотал, выхватил из нагрудного кармана и подарил нам схему лабиринтов токийского метро. А потом все стоял – глядел нам вслед и махал, махал… Видимо, скучает в Японии о собратьях по расе.

Лёня начал было успокаиваться, но тут мы приблизились к телевидению, и он опять разволновался.

– Наверно, они позвали меня в прямой эфир. Ой, скажешь что-нибудь невпопад, потом будешь переживать…

Я говорю:

– А ты думай, что говоришь, сосредоточься.

– Да перед камерой, – беспокоился Лёня, – как-то особенно забываешься, я себя знаю.

Вот так, волнуясь, причесываясь, припудривая носы, мы подошли к входу на телевидение, где нас поджидала Ин Ми с японским корреспондентом Кииши Такекума, который хорошо говорит по-русски, два года работал в России, почти наш человек. Он пригласил нас в кафе заранее все обговорить. Мы сели за столик, наконец-то подали кофе с взбитыми сливками, а то мне грозил уже гипотонический криз, Лёня достал и разложил каталоги своих выставок, рисунки: «Живущие в хоботе», «Жизнь даблоидов» и приключения фантастического народа водолазов, мы стали рассказывать Кииши-сану о нашем путешествии. Он слушал, затаив дыхание – прямо не шелохнулся. Потом вскочил и говорит:

– Какие люди! А?!! Я должен вас немедленно познакомить с заведующим отделом!

На лифте поднялись в редакцию на сто двадцать пятый этаж. Там сели, снова все разложили, нам принесли кофе «экспрессо», а мы опять давай им рассказывать: про жизнь, про искусство и наши странствия – заведующему отделом международных связей.

Тот кланялся, улыбался:

– Пройдемте, – он говорит нам, – к самому главному директору на нашем телевидении! Он будет счастлив с вами познакомиться!

Мы – к главному. В отдельный кабинет. Вокруг начальники собрались. Солидные люди, в костюмах, в красивых галстуках. В начищенных ботинках. Нам снова кофе принесли – теперь простой черный с сахаром. Они смотрели на нас, как на папуасов, которых Миклухо-Маклай привез из Гвинеи, чтобы показать на заседании Русского географического общества, что он никого не обманывает, а там, действительно, такие есть.

Им, видно, понравилась наша непосредственность и наше чувство юмора. Тем более, мы с Лёней в незнакомой обстановке всегда стараемся вести себя как можно дружелюбней.

Главному начальнику Лёня подарил шелкографию с изображением даблоида – это такое существо, если кто не знает, красного цвета, состоящее из ноги и головы. Там изображен даблоид в снегу с яйцом на ноге. Называется «Не дай яйцу замерзнуть».

А более мелкому персоналу Лёня раздал открытки про водолазов. Хрупкий водолаз с большой-большой головой. Своей головой он опирался на палочку. И подпись: «У этого водолаза очень тяжелая голова».

– САКЭ слишком много вечером было! САКЭ!.. На следующее утро после корпоративной вечеринки! – пошутил Лёня.

Японцы поняли, засмеялись. Начали тоже дарить подарки. Дали нам две коробочки. И хоть у них не принято сразу разворачивать пакетик – если тебе не понравится подарок и ты скорчишь разочарованную физиономию, то даритель может от расстройства чуть ли не умереть. А так ты благодаришь, идешь домой и там уже что хочешь с этой коробочкой, то и делаешь.

Но мы с Лёней были абсолютно в себе уверены: что б там ни было – мы будем только выражать неуемные восторги. Поэтому мы сразу все развернули, раскрыли, Лёня в коробочке обнаружил часы «ТВ Асахи», искренне обрадовался и сразу их надел. Особенно ему ремешок понравился – ремешок такой мягкий на липучке. А мне – ни за что ни про что – вручили увесистый брелок для ключей из чистого японского серебра и черный дамский кожаный бумажник, приятно пахнущий, с множеством отделений.

Снова принесли кофе. И вот, я даже не помню, как мы узнали, что нам пора уходить?.. Недавно у Лёни спрашиваю: «Как это стало понятно? Ведь ты-то пришел выступать перед японским народом! В прямом эфире!»

А он отвечает:

– Не знаю, как получилось. Просто в какой-то момент мы встали, сунули в карманы свои коробочки, поклонились, они нам тоже поклонились, и мы ушли. И нам с тобой никто не крикнул вслед: «Куда же вы? А выступать по телевизору?!!» Вот так нам это стало понятно.

Теперь нам оставалось только взойти на Фудзи.

Священная гора давно манила нас с Лёней, когда мы еще и не мечтали о таком удивительном путешествии. Я помню, мы отдыхали в Уваровке, сидели в саду на лавочке, и я прочитала в газете такое сообщение, что на вершину Фудзи поднялась девяностодевятилетняя женщина.

Я тогда спросила:

– Лёня! Ты мог бы влюбиться в женщину, которая в девяносто девять лет покорила Фудзияму?

– Конечно! – ответил Лёня. – Фудзияма – это же не хухры-мухры!!!

Еще я с детства помню почтовую марку: красная гора со снежными прожилками на фоне синего неба в барашках облаков, а может, океана с набегающими гребешками волн и пространными зелеными лесами у подножия, картина художника Хокусая.

Откуда, почему этот сказочный вид, до боли узнаваемый, так часто маячит у нас перед глазами, что кажется уже и родным, и недосягаемым одновременно?

« Ночью мы слышим порою, как гора Фудзи под нами колышется…» – писал Дмитрий Александрович Пригов двадцать лет назад, наверняка, в то время невыездной. И тоже она поманила его, и он, человек отзывчивый, тонкой организации, нервной, не выдержал – только открыли дорогу, отправился в дальнюю сторонку, в Японию.

Нет, как вообще человеку приходит в голову – сняться с насиженных мест – Уваровки или Орехово-Борисова, двинуться восходить на Фудзияму?

Сразу надо оговориться: здесь ее никогда так не называют обыденно – «Фудзияма» («Яма» – «гора» по-японски). А только уважительно – «Фудзи-сан». Или «So – ana». Или «So – Fuji». И у нее есть несобственное имя «О Яма», так не зовут больше ни одну гору в Японии.

К Фудзи относятся здесь с яростным благоговением. Вокруг нее кипят жгучие страсти. Когда один режиссер выпустил документальный фильм «Фудзияма», где показал гору Фудзи не как священную вершину, чтимую всеми японцами, «начало Неба и Земли», столп нации, а как обыкновенный вулкан, его привлекли к уголовной ответственности. Самым серьезным образом он был обвинен в попытке поколебать веру японцев в божественную сущность горы, устои государства, а также в нарушении общественного спокойствия.