Евгений Бузни - От экватора до полюса

В этот раз Кетиль Лаксо внимательно слушает моё сообщение и помрачневшим голосом просит перезвонить об этом переводчику конторы. Старший полицейский губернатора прекрасно понимает английский да и с русским языком справляется в случае необходимости неплохо, однако слишком серьёзно то, что он услышал и он просит подтверждения через переводчика.

Я звоню Борду Улсену. Тот охает, переспрашивает, уточняя, и сразу интересуется не нужна ли какая-то срочная помощь.

Да, это в традициях норвежцев на Шпицбергене прежде всего предложить свои услуги. Для нас они часто носят гуманитарный характер. Когда в наших посёлках были дети, то они часто получали подарки от пастора и жителей норвежского Лонгиербюена, приглашались на норвежские праздники с чудесными угощениями. Теперь детей в наших городках почти нет, но по различным поводам, приезжая для встречи с россиянами, губернатор привозит с собой ящики фруктов на радость собравшимся в зале слушателям. Связано это, конечно, не только с тем, что норвежцы так добры по натуре и любят отвечать добром на наше широко известное русское хлебосольство, но и с тем, что в соответствии с Парижским Договором о Шпицбергене мы платим немалые деньги в виде налогов за осуществление суверенитета на нём Норвегией. Часть этих денег и выделяется ежегодно на социальное развитие посёлков. Что касается других иностранцев, оказывающихся иной раз в беде на территории архипелага, то им помощь тоже оказывается, но отнюдь не бесплатно. Капиталистические расценки здесь очень высоки и владелец попавшего на мель или камень иностранного судна после такой помощи вполне может оказаться банкротом. Мы же по традиции спасаем всех почти бесплатно.

Бывает, что из многочисленных гостей, приезжающих к нам в посёлки в зимне-весенний сезон на снегоходах, кто-то переворачивается на японских быстроходных, но неустойчивых Ямахах, и ему требуется медицинская помощь. У нас в больнице её оказывают, не спрашивая ни кредитных карточек, ни других видов оплат. А как иначе? Ну приехали к нам учащиеся норвежской школы. При возвращении одна из школьниц Силия упала в ров и сломала руку. Это случилось совсем рядом с Баренцбургом. Естественно товарищи привезли её к нам. Я отвожу пострадавшую в больницу и наш главный врач, он же хирург, Юрий Леонидович Покровский, смеясь и подшучивая, правит девочке кости. Я при этом сам чуть не теряю сознание при виде её мучений, так что сестра мне подносит нашатырь и вытирает пот со лба. Пятнадцатилетняя девчушка, находясь под наркозом, ругается во всю на норвежском и английском, но прийдя в сознание вдруг улыбается и говорит, что ничего не помнит. Мы заставили её остаться на сутки в больнице до приезда отца, дабы она не причинила руке большего вреда. За мои страдания с Силией на следующий день при отъезде я подарил ей тёплые меховые рукавицы, чтобы не замёрзла в пути, а она потом благодарила нас всех через местную газету и передала конфеты и деньги, которые никто, конечно, не просил. Деньги мы использовали на покупку одноразовых шприцев.

В ответ на вопрос Борда я говорю, что помощь возможно понадобится разве что медицинская да потребуются, очевидно, гробы, которые нам не из чего делать. Наши бригады горноспасателей уже делают своё дело. На помощь им спешат спасатели с другого российского посёлка Пирамиды. Россия готовит к отправке спасателей МЧС.

Вскоре вертолётом прибывают врачи Лонгиербюена с медикаментами. Однако их помощь не нужна, так как раненых нет. Всего несколько слабых отравлений газом. Лишь одного вынесли покалеченного с признаками жизни, но в больнице он скончался, так и не придя в сознание. Остальных выносили только погибшими.

Посёлок замер в оцепенении. Ежеминутно ждали сообщений. Все ли двадцать три не вышедших погибли? Ведь одного свидетеля, того самого, что был в эпицентре и видел последним тех, кто готовил взрыв и сам принимал участие в его выполнении, вывели на поверхность. Могли же быть и другие счастливчики?

Первого погибшего обнаружили в трёх километрах от эпицентра взрыва, а он, Спешилов Пётр Павлович, сорокалетний прохордчик с двенадцатилетним подземным стажем, почти два года назад приехавший сюда из Гремячинска Пермской области, находился в месте взрыва за несколько минут до того, как он произошёл. Ему просто повезло, как, может быть, не везло никогда прежде. Он долго не мог сообразить, что случилось.

Заканчивалась ночная смена. Кое-кто уже направился к выходу. Но что это значит? Тут ведь не просто пройти по коридору, открыть дверь и выйти. Шахта — это много километровые штольни, или, как они здесь называются, уклоны, проходящие на разных глубинах подобно многочисленным щупальцам спрута, только не в морской воде, а в горной породе и угольных пластах. Если эти щупальца соединить в одну, то растянется она в этой шахте на сорок один километр. Поэтому, прежде чем попасть к месту работы, а в данном случае это был забой двадцать восьмого южного конвейерного штрека, нужно было шахтёрам, открывая и закрывая за собой многочисленные двери переходов, добраться до электровоза и в вагонетках довольно долго спускаться к уклонам, по деревянным настилам которых ещё идти и идти вниз вдоль рельсового пути, служащего для перевозки различных грузов.

Об этом нарушении впоследствии будет записано в справке государственной комиссии, приехавшей для расследования причин аварии. Дело в том, что по проекту строительства этой шахты должно было быть три уклона, один специально для транспортировки людей. Но в целях экономии средств, которых не стало хватать и на зарплату, поскольку государство выделяло денег на добычу угля, как, впрочем, и на всё остальное, в последние годы всё меньше и меньше, было решено ограничиться двумя уклонами, соединив грузовой и людской уклон в один.

Столь же непростым был путь обратно с той лишь разницей, что теперь шахтёру нужно было подниматься вверх с глубины четыреста десять метров ниже уровня океана, звуки прибоя которого сюда, конечно, не доходят, хотя по сути океан находится совсем рядом. И если шагающий на работу или с работы человек видит под кирзовыми сапогами воду, то, переступая через неё, он знает, что это не морская, а обычная подпочвенная пресная, что сочится по стенам то там, то здесь. Она тоже сыграла свою трагическую роль в описываемом событии.

Звену Николая Уварова, приехавшему на архипелаг из Пермской области, в которое входил и его земляк Спешилов, поручено было в эту смену произвести взрывные работы в гезенке номер шесть.

Читателю, не знакомому с профессиональным термином, поясню, что гезенк — это соединительный колодец или бункер, который пробивают от верхнего штрека, где добывают уголь, в нижний штрек, где находится конвейер для транспортировки угля. Добытый уголь подвозится к гезенку и сбрасывается через него прямо на конвейерную ленту. Вот такой гезенк под номером шесть и должны были пробить финальными взрывами в ночной смене. Вопрос состоял в том, как выполнить работу.