Сергей Безбородов - На краю света

— Сейчас, сейчас, сей секунд, — бормотал Сморж. — Уже готово. Вот и готово. Ах ты, чорт, опять вырвался. Нет, вы послушайте, как лают, прямо на куски, наверно, дерут!

Но когда последний патрон наконец стал на место и Сморж с последним проклятьем хлопнул затвором, собачий лай так же неожиданно, как и появился, пропал, словно опять провалился сквозь землю.

Ничего не понимая, растерянно озираясь по сторонам, мы стояли в совершенной тишине.

— Светопреставление какое-то, — изумленно сказал Сморж, пихая в рукава окоченевшие руки. — Ведь вот сейчас здесь лаяли. Да тише вы, не топчитесь, пожалуйста, дайте послушать! — Он склонил голову на бок и даже приоткрыл рот. — Лают. Ей-богу, лают, но верст, наверно, за двадцать, — проговорил он, пожимая плечами. — Чудеса какие-то.

Действительно, где-то совсем далеко едва-едва слышно лаяли собаки.

— Может, ракету пустить? — неуверенно сказал Шорохов. — Может, хоть чего-нибудь увидим. Я пущу одну. У меня их три штуки. Хватит, чать, двух-то?

— Ну, пустите, — сказали мы.

Шорохов поднял руку с пистолетом, целясь в мутное небо. Глухо хлопнул выстрел, и, вычерчивая в небе красную параболу, ракета с шипеньем взвилась, лопнула и стала медленно падать, озаряя ярким мерцающим светом изрытый, изломанный, наваленный грядами торосов лед. Черные тени торосов побежали по снегу, и чем ниже падала ракета, тем они становились все длиннее и длиннее.

И вот снова все накрыла непроглядная тьма.

— Ну и нет ни черта, — сказал Сморж. — Прямо наваждение какое-то. Ведь вот здесь же были… Давайте-ка закурим, что ли? Постоим, подождем.

— Чего же это мы будем стоять? — злобно проворчал Шорохов, выковыривая из пистолета стреляную гильзу. — Что тебе тут — церковь, что ли? Тут стоять нечего. Надо итти. Провозился вот со своей берданкой, медведь и делся куда-то. Не мог дома зарядить? Охотник тоже называется.

И, спрятав гильзу в карман, он зашагал дальше. Мы тоже пошли следом за ним.

— Домой надо возвращаться, вот что, — недовольно сказал я. — Ходим, ходим, а толку никакого. Вот влепит нам Наумыч по пяти нарядов на кухню, это уж как пить дать.

Сморж толкнул меня в бок.

— Т-ш-ш, — прошептал он, — никак опять лают? Афанасич, подожди, никак опять лают! — крикнул он Шорохову.

Все молча остановились. Да, собаки лаяли совсем близко, не так, правда, близко, как в первый раз, но и не за двадцать верст. Потом лай стал еще слышнее, еще громче, вот уже вырвались отдельные собачьи голоса, тонкие, захлебывающиеся.

— Здесь! — радостно прокричал Сморж, бросаясь на лай. И сразу лай точно отрезало ножом. Сразу все стихло, и только вдалеке едва слышался слившийся в один голос собачий хор.

Мы остановились, совершенно пораженные и озадаченные. Сморж медленно снял шапку. От головы его шел пар. Он почесал голову, пригладил волосы, посмотрел на нас дикими глазами.

— Это что же такое за комедия? — сказал он, разводя руками. — А? Что же это такое?

Шорохов молча достал коробку с папиросами, не спеша снял меховые рукавицы, взял папироску, дунул в нее, закурил.

— Да-а-а, — растерянно сказал он, — интересное явление природы.

— Какое же это явление? — с обидой проговорил Сморж. — Это прямо безобразие какое-то, а не явление. Это уж я, прямо, не понимаю что.

Он нащупал ногой стоявшую торчком льдину, сел на нее и бросил свою шапку на снег.

— Шапку-то надень, — сказал я, — голову простудишь.

Но Сморж только махнул рукой.

— А чорт с ней, с головой. — Он достал папироску и закурил. Мы все расселись на льдины и долго молча курили.

Вдруг мне показалось, что лай опять приближается. Я искоса посмотрел на своих спутников. Они тоже к чему-то прислушивались. Сморж вытянул шею и настороженно замер на месте, а Шорохов повернулся в ту сторону, откуда раздавался собачий лай, и даже перестал курить. Мы переглянулись, и, словно угадывая мои мысли, Сморж со злэбой сказал;

— А ну его к чорту! Это одна комедия. Вот докурим и пойдем домой.

Но докурить нам не пришлось. Сразу вдруг вырвался справа от нас дикий, неистовый вой и рев, лай и визг целой собачьей своры.

Мы вскочили, схватили свои винтовки и, спотыкаясь и падая в какие-то ямы, бросились на лай.

— Товарищи! — вдруг закричал Шорохов. — Не бегите! Стойте! Шагом!

У нас уже было такое правило: к медведю подходить спокойно, шагом, чтобы не запыхаться от бега, чтобы не дрожали руки. С трясущимися руками, задыхаясь, едва ли попадешь в медведя. А попасть в него надо так, чтобы свалить его с одного выстрела. Тут надо стрелять спокойно, наверняка.

Мы пошли шагом, плечо к плечу, винтовки подмышкой. Сморж подбодрился и опять начал хихикать и подталкивать меня локтем.

Торосы кончились, и мы вышли на ровный, гладкий лед. Теперь уже были отчетливо слышны отдельные собачьи голоса.

— Вайгач-то, Вайгач-то, — радостно проговорил Сморж. — Слышь, как рявкает? Прямо как слон. А вот эта Гусарка.

Я тоже узнал Гусаркин голос — тонкий, с надрывом. Она лает по медведю так, точно выкрикивает: Ах! ах! ах! ах!

Вот уже слышен и сиплый рев медведя. Вдруг прямо впереди в тумане показалось что-то белое, огромное, как стена.

— Айсберг! — крикнул я.

Мы подошли еще ближе. Да, действительно это был айсберг — целая ледяная гора высотой в четырехэтажный дом. Где-то здесь, у подножья этого айсберга, металась собачья стая и дико ревел невидимый медведь.

Теперь мы разошлись шагов на десять друг от друга. Шорохов посредине, Сморж и я по флангам.

Медленно и осторожно, держа наготове винтовки, мы подходили к айсбергу. Все ближе и ближе.

Вот какая-то собака бросилась было к нам, но сразу же вернулась обратно. Теперь уже смутно виден был живой клубок, мечущийся шагах в двадцати от нас.

— Стойте! — крикнул Шорохов. — Даю ракету!

Сердце мое билось так сильно, что казалось — оно колотится где-то у горла. Я стал на одно колено, чтобы вернее можно было выцелить зверя, и приложился к винтовке. «Спокойно. Спокойно!»— твердил я, чувствуя, что надо собрать все силы, чтобы не дрожали руки.

— Даю! — снова прокричал где-то сбоку Шорохов.

Хлопнул пистолетный выстрел, зашипела, помчалась в небо, набирая высоту, ракета. Сейчас, сейчас, сейчас. Кажется, все мои силы сосредоточились в глазах. Я впился, поверх винтовочного ствола, в серую кучу, которая с ревом, визгом и лаем барахталась около айсберга. Вот сейчас ракета лопнет, и я увижу все. Ну, что же она? Ну, скорей! Скорей! Что случилось?

Я на одно мгновенье взглянул в ту сторону, где был Шорохов, и увидел, как падает на снег красная головешка.

— Не загорелась! — диким голосом прокричал Шорохов.

Боже мой! Что же это случилось? Ведь у нас же теперь остается только одна ракета! Значит, надо обязательно убить медведя с одного выстрела в те пятнадцать секунд, пока ракета падает на землю. А если и эта не загорится?