Сергей Безбородов - На краю света

— Позвольте представиться! — весело заорал мне в самое ухо незнакомый, совершенно обледенелый человек. — Григорий Александрович Быстров. Магнитолог.

Я захохотал от какой-то сумасшедшей радости и, наклонившись к самому лицу Гриши, изо всех сил прокричал:

— Очень рад. Сергей Константинович Безбородов. Метеоролог.

— Как поживаете? — тоже захохотав, снова прокричал Г риша.

— Пошел к чорту! — в тон ему прогорланил я.

Помогая друг другу, мы поднялись на ноги. Ни Рино ни Иваненко нигде не было видно.

— Рубка там! — закричал Гриша, показывая куда-то вперед.

По-моему тоже, рубка была в той стороне, и я кивнул головой.

Наклонившись, почти ложась на ветер, который, как доска, поддерживал нас, мы потащились вперед. Мы падали, сбиваемые ветром с ног, или сами ложились на снег, когда невозможно было устоять против порывов шторма, ползли, карабкались, шагали, крепко схватившись за руки.

Наконец в двух шагах от нас вдруг выплыло из тьмы и беснующегося снега мутное, желтое, освещенное окно.

Это была радиорубка. Но пройти последние десять шагов до высокого ее крыльца казалось совсем уже невозможно. И сверху, с крыши, и снизу, с земли, по лицу стегал, как раскаленный песок, мельчайший сухой снег. Он сразу забил рот, нос, залепил глаза.

Вдруг справа показались еще две белые, едва-едва передвигающие ногами фигуры.

— А-а-ай-яй-яй! — донес до нас ветер какой-то сдавленный крик.

— Поддай пару! Полный вперед! — прокричал им в ответ Г риша.

Наконец мы все четверо сошлись у крыльца. Взявшись в восемь рук за дверь, мы насилу приоткрыли ее и втиснулись в сени. Рубка дрожала и сотрясалась, звенели напильники и какие-то сверла, разбросанные на оцинкованном столе, качались лампочки, свисающие с потолка на длинных шнурах.

В полном изнеможении мы повалились на стулья и табуретки и, немного отдышавшись, стали развязывать капюшоны, разматывать шарфы.

Рино, сбросив прямо на пол брезентовый плащ и меховой полушубок, вынул из кармана большие серебряные часы.

— Час пять, — сказал он, щелкнув крышкой. — Здорово. Сто шагов шли двадцать минут.

Ровно в час десять метеорологическая сводка часовых наблюдений должна была уже лететь по радио на Маточкин Шар, а Романтиков все еще не приходил.

— Не погиб бы наш Ромаша, — сказал я. — Кой грех, еще заплутается, собьется с дороги.

— Да, — с беспокойством сказал и Гриша, — заплутаться не трудно. Что ж, подождем еще минут пять. Если не придет, пойдем на подмогу. Ты как? — спросил он меня.

— Надо бы пойти. Будем уж сегодня за скорую помощь.

Но прошло пять минут, десять минут, а Ромашникова все нс было. Мы с Гришей снова оделись, закутались и решили сначала итти на Камчатку, посмотреть, — может быть, Ромашников там, а если уж его и там нет, тогда искать его на метеорологической площадке.

Ветер смахнул нас с высокого крыльца рубки, и мы полетели куда-то вниз, под гору, барахтаясь в снегу, путаясь в подолах своих шуб, задыхаясь от стужи. Ветер дул нам в спину с такой силой, что мы без остановки, еле успевая перебирать ногами, мчались по ветру, налетая на сугробы, падая через голову и катясь по земле. Через несколько секунд все уже смешалось в ревущем мраке, и куда нас понесло ветром — понять было невозможно. Вдруг Гриша, который барахтался и кувыркался впереди меня, поднялся на ноги, как-то по-птичьи взмахнул руками и исчез. Озадаченный его исчезновением, я осторожно подполз к тому месту, где только что был Гриша Быстров. «Может, нас вынесло в бухту, и он угодил в полынью?» — со страхом подумал я и вдруг сам полетел вниз головой и больно треснулся затылком о какую-то стену. С минуту я лежал совершенно обалдевший, не понимая, что со мной и куда я попал. Ветер выл и гудел где-то уж над моей головой, а в самой яме, в которую я свалился, было тихо.

— Гриша! Гри-и-и-ша! — закричал я и прислушался.

Откуда-то издалека слабый голос едва слышно ответил:

— А-а-а!..

Я ощупал стену, пригляделся. Гладкая, белая, из аккуратных мелких досок стена. Что бы это могло быть? У нас даже, кажется, и нет таких построек. Я встал, побрел вдоль стены и столкнулся нос к носу с Гришей, который тоже брел мне навстречу.

— Лызловский павильон, — закричал Гриша, стуча кулаком по стенке.

— Как же это нас сюда занесло? — сказал я. — Ведь павильон же совсем в стороне? Если мы так и дальше будем итти, куда нас ветер гонит, так нам к Камчатке, пожалуй, и не выйти. Еще, чего доброго, в пролив занесет — ищи тогда зимовку. Пожалуй, и не найдешь.

— Надо держать под углом в двадцать семь, примерно, градусов, — серьезно сказал Гриша. — Или так градусов в тридцать, — поправился он.

— Вот ты и держи, — сказал я, — а мне, пожалуй, не удержать курса.

— Ладно, ползи за мной.

Гриша стал карабкаться на сугроб, а я за ним. Снова, едва мы выбрались из ямы, ветер подхватил и поволок нас чорт его знает куда. Может быть, Гриша и высчитывал в этой карусели градусы, но только через минуту я потерял его из виду и без всякого курса барахтался в снегу. И вдруг снова, совершенно неожиданно, земля провалилась подо мной, и, взмахнув руками, я опять полетел куда-то вниз, закрыв рукавицей лицо. Перекувырнувшись в воздухе, я со всего маху грохнулся на спину.

Медленно, с тихим стоном, я сел, потрогал голову, повертел шеей, проглотил снег, набившийся мне в рот, протер глаза. Кажется, все в порядке. И вдруг сверху на меня рухнуло что-то белое, сбило меня, придавило, придушило, втиснуло в снег.

«Медведь? Обвал?» — мелькнуло в голове. Уткнувшись носом в снег, я покорно лежал под чьей-то тушей: будь, что будет.

Туша на мне зашевелилась и медленно сползла на сторону. Я поднял голову. В упор на меня смотрели два обалдевших глаза.

— Гришка, ты? — спросил я.

— Я. А то кто же?..

Кряхтя и отдуваясь, мы сели друг против друга.

— Какой ты жесткий, — недовольно сказал Гриша. — Как на камни все равно упал. И как это я с курса сбился? Я ведь впереди шел, — как же ты раньше меня сюда попал?

— Очень жаль, — сказал я, — что ты сбился с курса. Тогда бы я на тебя падал, а так — ты на меня. Большая разница.

— Это что же такое? — не слушая меня, сказал Гриша и показал ногой на какую-то черную стену, около которой мы сидели. — Салотопка, что ли?

Я потрогал стену. Бревенчатая.

— Это баня, — сказал я. — Значит, до Камчатки теперь каких-нибудь пять шагов.

— Все-таки к бане вышли, — с удовольствием проговорил Гриша. — Курс был правильный. Немножко бы правее, и в самый бы дом уткнулись.

От бани до нового дома, до Камчатки, было действительно несколько шагов, которые мы и прошли без приключений.

Мы ввалились в коридор с таким топотом и гамом, что Вася Гуткин, насмерть перепуганный, выскочил из своей лаборатории.