Питер Мейл - Прованс от A до Z

Мадам Меньян объяснила мне, что имеющиеся в библиотеке книги относятся к дешевым изданиям, livres de poche – аналог современных серий в мягкой обложке. Но с первого взгляда видно было, что современную продукцию никак нельзя сравнить по солидности, добротности выполнения с книгами прежних веков. Все книги Дюма в твердых картонных переплетах, страницы сброшюрованы и прошиты, а не удерживаются клеевым корешком, как в современных «мягких обложках». У многих кожаные корешки с выцветшими, тисненными позолотой буквами. Конечно, против времени никакой самой добротно сделанной книге не устоять. Бумага коробится, темнеет, разрушается. Однако даже в таком состоянии эти книги – мечта любого коллекционера.

Мэр Кавайона, месье Ги, сознавал необходимость воздать книгам Дюма должное. К внутренней стороне каждой обложки аккуратно подклеена отпечатанная в типографии инструкция читателям, которых просят аккуратно обращаться с книгами. «Не загибайте страницы, не пишите на полях; попросите у библиотекаря закладку…» К сожалению, инструкция не содержит просьбы не красть книги. Большая часть книг начальной коллекции в библиотеку не вернулась.

Дюма как-то сказал: «История подобна гвоздю, на который можно повесить все, что угодно». Его часто называют создателем нового литературного жанра – исторического романа. Он написал 600 книг, и это еще не всё! Лишь перечисление названий занимает целую страницу плотной печати. Разумеется, «Граф Монте-Кристо» и «Три мушкетера», разумеется, «Царица сладострастия», «Корсиканские братья», «Парижские могикане». Но, завершив роман, Дюма часто награждал себя поездкой в дальние и ближние страны и не мог удержаться от дорожных заметок. Швейцария, Синай, путешествие из Парижа в Кадис, жизнь в пустыне – многое интересовало его. Флоренция настолько ему понравилась, что он написал не только «Год во Флоренции», но и «Ночь во Флоренции». И к тому же издал «Большой кулинарный словарь». Как у него на все это хватало времени и энергии! Бог ведает, но возможно, и дыни помогли.

На своем не слишком простом, скором и безопасном пути от лозы к бутылке виноград поступает в прибор, называемый égrappoir, – приспособление для отделения ягод с виноградных гроздьев и разрушения целостности их кожуры. Оттуда ягоды поступают в бродильный чан, где происходят мацерация и ферментация, кроме того, ягоды ожидает сокрушающее воздействие еще одного монстра, называемого pressoir . Молодое вино стекает, оставляя густую массу выжимок, почти твердую, состоящую из кожуры и косточек. Ее название marc, марк. Выглядит она непрезентабельно, на первый взгляд годится разве что на удобрение. Но в ней содержится какое-то количество сусла, и после перегонки из этой массы получается eau-de-vie , а если точнее, то eau-de-vie de marc .

Ничего удивительного, что шанс изготовить из виноградных остатков нечто одуряющее упускает мало кто из фермеров. Требуется, правда, перегонный аппарат, но если у вас нет своего, то на помощь придут соседи, у которых в наличии alambic ambulant , передвижной перегонный куб на тележке, перемещаемый по мере надобности от фермы к ферме и на пути своего следования оставляющий расплывшиеся в пьяной улыбке физиономии.

Перегонные аппараты, передвижные или стационарные, были раньше чуть ли не у каждого фермера. У многих они сохранились и по сей день, но, как уверяют их владельцы, лишь как память, как музейный экспонат. И ни в коем случае – ни в коем случае! – подчеркивают они, не для использования. Дело в том, что в 1916 году ситуация изменилась: правительство наконец сообразило, что у него под носом дойная корова, дающая вместо молока чистый алкогольный доход, и издало закон, которым передало право на изготовление высокоградусной продукции государственным предприятиям вроде кооперативных ассоциаций, где налоговикам легче строгим взором следить за каждой выгнанной из marc животворящей каплей. Alambic ambulant как бы вышел на пенсию, нужда в нем якобы отпала, ибо заботливое государство обеспечивает алкоголем всех, хоть залейся. Такова, во всяком случае, официальная трактовка.

Несмотря на свои неэлегантные истоки, семейство marc имеет и весьма благородных представителей: marc de Champagne, marc de Bourgogne, marc de Châteauneuf. Есть у этих аристократов и скромный сельский родственник, marc de Provence , стопарик которого всегда стоит передо мной, когда я пишу. Надо признать, напиток этот крут: 50 % чистого спирта, крепче бренди, виски, джина. Бледная жидкость слегка золотистого цвета, чуть маслянистая, с легким радужным отливом. Вкус сложный, получаешь как бы составной многосторонний удар с затухающим последействием. При попадании марка в рот в первое мгновение захватывает дух, ощущаешь в глотке жжение, переходящее в теплое, приятное ощущение; тепло распространяется внутри по всему торсу, по рукам, голове. И сразу понимаешь, что ничто, никакая преграда не остановит марк на его пути к месту назначения, ко дну желудка. По этой причине его так часто используют во время обильных трапез. Считается, что пара глотков марка пробьют дыру в уже съеденном и освободят место для следующего блюда. Я пробовал – отлично получается!

Использование марка не ограничивается застольем. Любую царапину, любой укус лучше всего обеззараживать все тем же марком. А соседка как-то посоветовала чистить им оконные стекла. Чудесный результат!

Прованс щедро одаривал вдохновением многие поколения художников. Сверкающий свет, яркое многоцветье, медовые деревушки на пологих склонах, ошеломляющие закаты, оливковые рощи и стройные ряды платанов – все это и многое другое многократно переносилось на бумагу карандашом, углем, гравировальной доской, кистью, кистью же отображалось на холсте, фотографировалось, появлялось в картинных галереях, книгах, газетах…

Писатели и поэты, хотя их работы и не вывешиваются в картинных галереях, тоже вдохновлялись Провансом. Об этом говорит краткий, но весомый перечень: Фредерик Мистраль, Альфонс Доде, Анри Боско, Жан Жионо, Марсель Паньоль, Форд Мэдокс Форд, Альбер Камю, Рене Шар, Лоренс Даррелл… Все они находили в Провансе то, что помогает автору преодолеть ежедневную конфронтацию с чистой страницей.

Что же это за таинственные стимулы? На этот счет почти столько же мнений, сколько авторов. Лично я не претендую на то, чтобы выяснить, что конкретно вдохновляло того или иного из моих, порой весьма знаменитых, коллег по перу. Но в общих чертах нетрудно обрисовать причины, по которым Прованс можно отнести к богатейшим источникам вдохновения для каждого, кто благословлен – или проклят – нестерпимым писательским зудом.