Михаил Заплатин - Вдоль каменного пояса

Другая легенда более поэтична. Она объясняет, происхождение названия горы от слова «народить». На языке коми гора называется Народа, и считается, что она «народила» все остальные горы, весь Урал, так как она выше всех. Какая из этих легенд правильная-трудно судить, но мне нравится вторая. Действительно, гора Народная господствует над всем Каменным поясом. Это она, как мать, «народила» все остальные горы, она - прародительница всего Урала.

С запада к нам приближалась непогода. Уже тонула в темной дымке «медвежья лапа» на вершине Манараги. Над горой Карпинского, находящейся рядом с Народной, нависли свинцовые тучи. Геологи распрощались с нами и стали спускаться к голубому озеру у подножия горы Карпинского, чтобы от него пойти по ручью Карпин-Шор в Северную Народу.

Корреспондент уходит по гребню в сторону лагеря. Мы с Павлом остаемся на вершине, чтобы заснять панораму снежных гор. Засвистел ветер. Заметно стало темнеть. Похолодало. Мы собрали киноснаряжение и по крутому снежному склону стали спускаться. Проваливались по пояс, с размаху влетали в замаскированные снегом трещины. Бывали опасные моменты: ноги застревали между камнями. Два часа мучительного спуска по глубокому снегу, среди сплошных каменных россыпей. Взбираться в гору куда легче!

Долго еще шли по снежникам нагорного плато, пока не попали на сухие каменные россыпи с зелеными лужайками между ними. Неожиданно из-за камней выскочила стая горных куропаток. Выводок был уже взрослым. Подросших птенцов можно было отличить от мамаши только по голосу. Она «объяснялась» густым контральто, а птенцы пищали.

Вся стая отбежала от нас не более чем на три метра. Птицы, вытянув шеи, с любопытством наблюдали за нами.

- А что если, это самое… перебить их всех? Неплохой будет ужин! - прошипел Павел.

Продолжая следить за сбившимися в кучу птицами, я думал: «Да, из куропаток получился бы неплохой ужин. Но почему моему помощнику приходит в голову именно браконьерская мысль? Неужели любить природу можно только с позиции вкусного ужина!»

- Мы будем их снимать, - сказал я и стал доставать кинокамеру.

- Разве получится что-нибудь на пленке? Сейчас же темно!

- Для этого существует светосильная оптика и замедленный ход кинокамеры.

Было действительно темно. Но я стал снимать куропаток. Пусть ничего не получится, но птицы должны остаться живыми! Наступая на них вплотную, я умышленно разогнал выводок. Теперь можно идти дальше.

Было совсем темно, когда мы подошли к обрыву плато. Внизу, у озера, горели три костра, среди наших палаток белели еще две. Мы спустились и узнали, что рядом с нашим лагерем разместились ленинградские туристы.

Этой ночью в лагере было многолюдно. Группа туристов состояла из десяти человек. Мы познакомились и большой компанией сидели вокруг костра, пили чай, беседовали.

Путь ленинградских туристов начинался от станции Косью. От этой станции, расположенной вблизи гор, туристы пошли вверх по реке Косью, которая привела их в глубь хребта, к подножию одной из красивейших гор Приполярного Урала-!

Манараги. Поэтому реку Косью называют еще и Манарагой.

В верховьях этой реки находится перевал, через который можно перейти к истокам реки Народы, к подножию горы Народной. По реке туристы идут до базы Северная Народа, от базы через водораздел к истокам реки Пеленгичей, по ней на реку Балбан-Ю, которая выходит к реке Кожим. На реке Кожим строят плот и плывут на нем по таежной речке, вкушая все прелести водного путешествия. Там, где реку пересекает Воркутинская железная дорога, находится станция Кожим. На ней и заканчивается маршрут.

Поздно ночью начался дождь. Мы разбежались по палаткам. До рассвета было слышно, как ударяли капли о брезент. Река Народа ревела на каскадах перед озером. Дождь не переставал и днем, но туристы собрались в путь. Накрывшись целлофановыми накидками, они гуськом уходили вниз по Народе. На спине у каждого висел объемистый рюкзак. В белых накидках туристы странным образом походили на лебедей.

Мы навьючиваем лошадей и уходим следом за ними.

Сразу же за лагерем дорогу преградил бурный ручей, который еще вчера был почти высохшим. Туристы перешли его цепочкой, взявшись за руки. Это была довольно рискованная переправа. Мы садимся на крупы лошадей сзади вьюков и таким способом намереваемся перебраться через бушующий поток. Больше беспокоимся за кинокамеру и пленку: вода может погубить драгоценный груз. Специально не садимся на ту лошадь, которая навьючена съемочной аппаратурой.

Под двойной тяжестью лошади очень осторожно и неуверенно ступают между камнями. Сорвешься с крупа коня - и унесет тебя потоком,исколотит о камни. Если падать, так падать вместе с конем и крепко держаться за него.

Шаг за шагом - все ближе к берегу. Конь, нагруженный аппаратом и пленкой, о что-то спотыкается и падает в воду, большой вал накрывает его с головой. Но крепкая узда, привязанная за вьючное седло передней лошади, сдерживает упавшего коня. Несколькими рывками он поднимается на ноги и выскакивает на берег.

Мы быстро скидываем вьюки и обнаруживаем, что вода замочила аппарат и кассеты только снаружи. Дешево отделались! Шутка ли - загубить весь снятый материал, который достался ценой стольких трудов! Пропало бы все: рассвет в горах, цветные «фонарики» росы, подъем на Народную и панорамы Приполярного Урала с ее вершины. В операторской работе это совершенно непоправимое несчастье.

Довольные благополучной переправой, мы шествуем дальше. Вдали цепочкой идут туристы, нам слышны их голоса. Снова проходим Чёндерские ворота и поздно вечером прибываем на базу Северная Народа.

Мы уезжали со станции Кожим в вагоне поезда Воркута - Москва. За окном, слева, тянулась цепь гор с острыми гребнями. Горы блестели на солнце снежными гранями. Их белые громады поднимались над осенней пожелтевшей тайгой. Это было

красиво и величественно, чем-то напоминало картины американского художника Рокуэлла Кента.

Но вот стена заснеженных гор круто повернула на юг. Последний раз мы увидели вдали, на изгибе хребта, гору Саблю. От нее хребет уходил по меридиану к южным широтам. Белая горная гряда все дальше удалялась от нас, становилась все меньше и меньше, словно таяла, и, наконец, исчезла, сравнялась с линией горизонта.