Михаил Родионов - Голубая бусина на медной ладони

К концу рамадана чувствуется всеобщая усталость. Люди хотят вернуться к обычному течению жизни, но общей даты окончания поста, связанного с фазами луны, нет. Установить точные сроки могут только высшие мусульманские авторитеты. В разных странах они действуют по-разному. На базарах не выключают радиоприемники, светятся экраны телевизоров.

— Ну что, весть пришла? — спрашивают озабоченно. Всем важно знать: завтра еще один, последний, день рамадана или большой праздник Ид аль-фитр — ведь продукты для праздничной трапезы уже закуплены.

— Нет вести, — отвечают. — Правда, в Каире объявили, что Ид аль-фитр завтра.

— То в Каире… А у нас?

— Нет вести. Но в Сане объявили на завтра Ид аль-фитр.

— То в Сане… А у нас?

И наконец, вечерний базар облегченно вздыхает: завтра праздник!

Бедуины не всегда соблюдают пост. Если их упрекают за это, они отшучиваются: «У нас круглый год рамадан, ведь еда наша — солнце, а питье — ветер!» Многое понял я о кочевниках-арабах благодаря своему старшему другу — Абдаллаху, бедуину из иракского племени шаммар-джерба, имеющему девять братьев-бедуинов и прочую несчетную родню по восходящей и нисходящей линиям.

Я был гостем Абдаллаха у него на родине.

— Ахлян! (Добро пожаловать!) — приветствует он меня.

Мы с ним стоим у входа в знаменитый лейпцигский погребок Ауэрбаха, где происходила одна из сцен «Фауста» Гёте. Здесь Мефистофель ввел своего подопечного в компанию гуляк-студентов, спел им озорную «Блоху», извлек из досок стола фонтаны изысканных вин, обернувшихся огненными языками, и улетел вместе с Фаустом к ведьмам на гору Брокен. В память об этой истории поставлена бронзовая пара — лукавый Мефистофель в трико и задумчивый доктор Фауст в широкой мантии. Бронза черная, но левый башмак у доктора горит золотом. Мимо проходит парень в джинсах и рукавом свитера проводит по сияющему металлу.

— Добрый день, доктор Штайн, — здоровается он с Абдаллахом.

— Наш местный обычай, — объясняет тот, кивнув юноше. — Чтобы хорошо сдать экзамен, студент должен почистить башмак доктору Фаусту.

Он знает, что говорит: сам кончал Лейпцигский университет, специализируясь по этнографии народов Ближнего Востока и Северной Африки. Того, что он повидал в жизни, хватило бы не на одного человека. Ведь доктор Лотар Штайн, директор Лейпцигского музея этнографии, сын пекаря из пригородной деревеньки Мелькау, и впрямь полноправный член арабского племени, кочующего в пустынях Ирака и Сирии! Он был усыновлен бедуинами, получив новое имя Абдаллах (дословно «раб Аллаха» или просто человек) и массу новых родственников в придачу. Но произошло это не сразу.

Сначала правительство ГДР направило Штайна в Судан, чтобы пополнить коллекции Лейпцигского музея этнографии, почти целиком уничтоженные во время второй мировой войны. Потом — аспирантура в Институте имени Юлиуса Липса при Лейпцигском университете и другой университет — Багдадский; усиленные занятия арабским языком. И только после этого он отправился к бедуинам и стал своим в племени шаммар.

Лотар Штайн улыбается:

— Нельзя быть гостем у бедуинов много месяцев подряд. Обычай пустыни заставляет их ежедневно резать барашка и устраивать торжественную трапезу. Гость входит — все поднимаются с ковра, гость выходит — опять все встают. Гость кончил еду, и сотрапезникам далее вкушать пищу не пристало. Все это очень накладно. Куда проще принять гостя в племя и подарить ему десятка два овечек. Кстати, за эти долгие годы — а прошло уже более двадцати лет — мои овечки, должно быть, превратились в порядочное стадо!

Приятно, когда о себе самом говорят с юмором, но совершенно ясно, что гостеприимные и гордые шаммары руководствовались не только соображениями экономии. Прежде чем принять свое решение, они целых две недели присматривались к чужеземцу. Понадобилось выдержать не один экзамен, чтобы Лотар стал Абдаллахом. Вот как писал об этом он сам:

«Разумеется, бедуины принимают в свои ряды не каждого. Предварительно он должен подвергнуться хотя и незаметным, но очень серьезным испытаниям. Я должен был участвовать вместе с ними в скачках без уздечки и стремян, я стрелял по мишеням — жестяным банкам, расставленным в песках пустыни. Каждое попадание вызывало ликование, в особенности у женщин и детей, которые издали наблюдали за всем происходящим. Во время сильных песчаных бурь я помогал крепить шесты в большой палатке вождя племени. Это требовало предельного напряжения физических сил… Наконец настал день, когда собравшиеся у лагерного очага старейшины пригласили меня в свой круг, и главный шейх (или „шейх шейхов“, т. е. „вождь вождей“. — М. Р .) обратился ко мне с торжественными словами: „Перед лицом собравшихся здесь лучших людей я нарекаю тебя именем Абдаллах и как своего сына присоединяю тебя к моим сыновьям. В знак моего благоволения прими этого жеребца…“ Прежде чем я успел разглядеть коня, шейх шейхов шаммаров поднялся со своего места и трижды поцеловал меня. Нас окружили собравшиеся, некоторые в знак радости стреляли в воздух. В этот момент я не только получил звучное имя Абдаллах Мишан аль-Файсал ибн Ферхан ибн Сфук ибн Фарис ибн Хмейди ибн… но одновременно приобрел и девять братьев, шестнадцать сестер, двенадцать дядей, а кроме того, бесчисленное количество двоюродных братьев и сестер».

Обойти обременительные требования бедуинского этикета, связанного с приемом гостя, помог шаммарам древний обычай, который этнографы называют адопцией, или адоптацией: бедуины издавна усыновляли иноплеменных мальчиков и молодых холостяков. Хорошо, что в начале шестидесятых Лотар был еще не женат.

Затем… затем были разные арабские страны — неоднократные поездки в Египет и Судан, путешествие в Ливию, в Демократический Йемен. Но сильнее всего доктора Штайна все-таки поразил Судан с его невероятной смесью языков, лиц и нравов. По просьбе суданских властей он создавал секцию этнографии Национального музея в Хартуме — по существу первый этнографический музей этой страны. В поисках новых экспонатов он совершил сказочное путешествие — с чинного мусульманского севера в горы южной провинции Кордофан, куда еще не проник ислам, где население разводит тощих пятнистых свиней и обнаженные шоколадные красавицы подносят гостю хмельное пиво в крутобедрых тыквах — калебасах.

— Я с трудом удержал моих мусульманских помощников от панического бегства: настолько эта картина противоречила установлениям ислама, — вспоминает Штайн.

Несколько лет назад, когда он шел по галдящей на все голоса улице Каира, из пестрой толпы окликнули:

— Абдаллах, ты?

Оказалось, земляки — сородичи из племени шаммар. Штайн рассказал им о своей работе, о том, что его новая книга о кочевниках пустыни выходит в Москве под названием «В черных шатрах бедуинов».