Гэри Дженнингс - Путешественник

Хубилай кивнул.

– Что произвело на меня впечатление на пиру, Марко, – и мой сын с этим согласен, – что у тебя, оказывается, есть дар распознавать вкус вещей. После бесконечного доклада шпионов ты сказал лишь несколько слов. Правда, не слишком тактичных, но они рассказали мне о вкусе супа, который готовят в Синьцзяне. И мне бы хотелось, чтобы ты использовал этот свой дар у меня на службе.

Я спросил:

– Вы хотите, чтобы я стал шпионом, великий хан?

– Нет. Шпион должен оставаться незаметным, а любой ференгхи слишком бросается в глаза повсюду в моих владениях. Кроме того, я никогда не попрошу порядочного человека торговаться с ворами и сплетниками. Нет, у меня на уме другие поручения. Но чтобы их выполнить, ты должен сначала научиться многому, кроме того, чтобы бегло говорить по-монгольски. Это будет не просто. И потребует много времени и усилий.

Он бросил на меня испытующий взгляд, словно хотел убедиться, не испугаюсь ли я тяжелой работы, поэтому я набрался храбрости и сказал:

– Великий хан оказывает мне огромную честь, если просит от меня всего лишь выполнить тяжелую работу. И честь эта тем больше, если он собирается впоследствии поручить мне некое важное задание.

– Не очень-то торопись соглашаться. Твои дядья, я слышал, планируют какие-то коммерческие предприятия. Торговля проще и прибыльней, безопасней и спокойней, чем то, что я хочу тебе поручить. Поэтому ты волен остаться со своими дядьями, если хочешь. Подумай хорошенько, Марко.

– Спасибо, великий хан. Но если бы я ценил только безопасность и спокойствие, я бы вообще остался дома.

– Согласен. Правду говорят: «Тот, кто хочет высоко забраться, должен многое оставить позади».

Чимким добавил:

– Еще говорят: «Для сильного духом человека не существует стен, только широкие дороги».

Я решил, что при случае поинтересуюсь у отца, не здесь ли, в Китае, он нахватался поговорок, которые постоянно изрекает.

– Дай мне сказать еще, молодой Поло, – продолжил Хубилай. – Я не прошу тебя ломать голову над тем, как работает устройство, определяющее землетрясения, – а это достаточно тяжелое задание, – но я попрошу тебя кое о чем, еще более трудном. Я хочу, чтобы ты досконально изучил работу моего двора и правительства, которая еще более запутана, чем внутренности этой таинственной урны.

– Я к вашим услугам, великий хан.

– Подойди сюда. – И Хубилай показал на окно, такое же, как и в моих покоях, но сделанное не из прозрачного стекла, а из мерцающей полупрозрачной слюды, вставленной в узорчатую раму. Он отпер его, распахнул и сказал: – Посмотри туда.

Нашему взору предстала огромная дворцовая территория, где я пока что не бывал, потому что эта часть все еще строилась. Здесь было только огромное количество желтоватой земли, разбросанной вперемешку с кучами камней, горы инструментов и группы потных рабов и…

– Amoredèi! – воскликнул я. – Что это за гигантские звери? Почему рога у них растут так странно?

– Глупый ференгхи, это не рога, это бивни. Видел когда-нибудь слоновую кость? Это животное в южных тропиках, откуда оно происходит, называется gajah. В монгольском языке для него нет названия.

Чимким подобрал слово на фарси: – Fil. – Это слово я знал.

– Слоны! – в восторге выдохнул я. – Ну, конечно! Я же видел одного на рисунке, но он был не настолько хорош.

– Не важно, – сказал Хубилай. – Видишь, что эти gajah нагромождают?

– Это похоже на огромную гору черных блоков, великий хан.

– Так оно и есть. Придворный архитектор разбивает для меня здесь большой парк, я поручил ему насыпать в нем холм. И посадить там траву. Ты видел траву в других моих дворах?

– Да, великий хан.

– Ты можешь сказать о ней что-нибудь определенное?

– Боюсь, что нет. Она выглядит точно так же, как и та трава, по которой мы проезжали на протяжении тысяч ли.

– Это ее особенность – она не декоративная, а самая обычная, душистая трава, как в великих степях, где я родился и вырос.

– Простите, великий хан, полагаю, я должен извлечь из этого какой-то урок…

– Мой двоюродный брат ильхан Хайду сказал тебе, что я выродился в нечто меньшее, чем монгол. В известном смысле он был прав.

– Но, великий хан!

– В известном смысле. Я ведь все-таки слез с коня, чтобы управлять своими владениями. Поступив так, я познал восхитительные изобретения и достижения образованных хань, и я воспользовался ими. Я постарался стать вежливым, а не грубым, дипломатичным, а не требовательным, то есть в большей степени таким, каким пристало быть императору, а не воину-завоевателю. Так что я действительно изменился и перестал быть монголом вроде Хайду. Однако я ничего не забыл и не отрекся от своего происхождения, боевого прошлого, своей монгольской крови. О чем и говорит этот холм.

– Мне очень жаль, великий хан, – сказал я, – но я все еще не улавливаю.

Он повернулся к сыну:

– Объясни, Чимким.

– Видишь ли, Марко, этот холм станет великолепным парком, с террасами, окруженными ивами, водопадами и привлекательными павильонами, искусно построенными повсюду. Все вместе это будет украшением дворцовых земель. Это делается в манере хань и отражает наше восхищение их искусством. Но одновременно это и нечто большее. Архитектор мог бы насыпать холм из желтой местной земли, но мой царственный отец приказал соорудить его из «кара». Горючего камня, который, возможно, никогда не понадобится, только в случае, если дворец осадят враги, тогда у нас будет неограниченный запас топлива. Это мышление воина. А сам холм будет окружен постройками, водопадами и клумбами и усажен зеленой степной травой. Живым напоминанием нашего монгольского наследия.

– Ага, – произнес я, – теперь все ясно.

– У хань есть короткая поговорка, – сказал Хубилай. – Bai wen buru yi jian. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Ты увидел. Итак, теперь позволь мне рассказать о том, как я управляю государством.

Мы вернулись на свои места. Подчиняясь каким-то неслышным приказам, служанки проскользнули в комнату и вновь наполнили наши бокалы.

Великий хан продолжил:

– Все мы люди, Марко, со своими достоинствами и недостатками.

Ты согласился поступить ко мне на службу, что меня удивило, поскольку я уверен, что ты осуждаешь мои методы управления.

– Но, великий хан, – произнес я в полном ужасе, – кто я такой, чтобы осуждать хана всех ханов? Это было бы неслыханной дерзостью.

Он сказал:

– Мне доложили о твоем визите к Ласкателю. – Должно быть, я бросил невольный взгляд на его сына, потому что Хубилай продолжил – Я знаю, что Чимким был с тобой, но рассказал мне об этом не он. Не сомневаюсь, что тебя привело в ужас то, как я обошелся с людьми Хайду.

– Сказать по правде, великий хан, обращение с ними действительно показалось мне слишком жестоким.