Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том II

Речь в первую очередь идет о Мэттью Куинтале. Его первым высекли на «Баунти», и он первым активно поддержал мятеж, но по своей сущности он всю жизнь, если так можно выразиться, был вторым. Ему не хватало мощи и грубости Чёрчилла и ума и благородства Кристиана, и поэтому во время мятежа он стал лишь их правой рукой. На Тубуаи он попытался было заявить о своей самостоятельности, и один раз даже ослушался приказа Кристиана, заночевав на берегу, но на большее его не хватило, и он позорно дал заковать себя в кандалы. На Таити он взял себе в вахины молодую и красивую Теваруа, но самая лучшая девушка, Мауатуа, досталась другому — все тому же везунчику Кристиану.

Наверное, Куинтал не любил Кристиана. Наверное, завидовал ему и побаивался его. Так бездомная дворняга злобно издалека смотрит на породистую собаку. Как знать, может быть, и на Питкэрн он отправился еще и потому, что там, на далеком острове, надеялся наконец-то стать первым. Стать выше этого красавчика Флетчера.

Но выступить против бывшего предводителя в открытую Куинтал так и не решился. Это всего лишь гипотеза, но, воз-можно, именно Куинтал начал сколачивать на Питкэрне нечто вроде «оппозиции». Насколько известно, Кристиан жил с семьей на острове достаточно обособленно, часто впадал в депрессию, иногда на несколько су-ток уединялся в пещеру к западу от поселка (сегодня она так и называется — Christian’s Cave, Пещера Кристиана). И Куинталу было все легче устанавливать на Питкэрне свои порядки.

Пещера Кристиана

Можно предположить, что вокруг него сплотились такие же отъявленные разбойники, как он сам: Маккой и Миллз. Очевидно, что постепенно к ним примкнули и слабохарактерные Мартин и Браун. А вот остальные держались особняком. Уильямс никогда не вмешивался во внутренние дрязги островитян, а Смит явно симпатизировал Янгу, который всегда находился как бы в стороне, но при этом оставался лояльным к Кристиану. Давно, еще на борту «Баунти» (а, скорее всего, еще раньше — на Острове Мэн) Янг и Кристиан дружили, но на Питкэрне их дружба почему-то разладилась. Может быть, отсутствие настоящего друга — одна из причин, из-за чего Кристиан так тосковал.

Так или иначе, существует версия, что к 1793 году мятежники окончательно разделились на две неравных «группировки»: с одной стороны — Куинтал, Маккой, Миллз, Мартин и Браун, а с другой — Кристиан, Янг, Смит и Уильямс. И можно только гадать, к чему бы, в конце концов, привело это скрытое противостояние, если бы в сентябре 1793 года внезапно и страшно не дала о себе знать третья сила — полинезийцы.

Какая именно несправедливость со стороны белых стала для полинезийцев последней каплей — неизвестно, но в один прекрасный, а точнее, несчастный день Теимуа и Ниау, захватив с собой два мушкета и патроны, ушли в горы.

Удивительно, но, к тому времени европейцы, видимо, были уже так разобщены, что не подняли тревогу, как два с половиной года назад, когда сбежал невооруженный Тараро. Или, может быть, англичане уже настолько привыкли к рабской покорности полинезийцев, что это стало в порядке вещей — доверять им оружие? В общем, складывается впечатление, что они попросту не обратили внимания на исчезновение двух стволов и двух таитян.

Между тем, это был самый настоящий заговор, тщательно продуманный и спланированный. Полинезийцы учли неудачный опыт покойных Тараро и Охи, и на сей раз подготовились гораздо лучше.

Бомба замедленного действия взорвалась в воскресенье, 20 сентября 1793 года. Эта страшная, «черная» дата вошла в историю острова Питкэрн как Massacre Day — День Резни.

Эти события настолько прочно укоренились в родовой памяти питкэрнцев, что давно стали частью островной мифологии, превратились в предание о Мятеже на Питкэрне. В наши дни любой старожил на острове в красочных деталях расскажет, как было дело.

Итак…

…Был день сентября 20-й, года тысяча семьсот девяносто третьего от Рождества Христова.

Стояла прекрасная весенняя погода, и ничто, казалось, не предвещало трагедии. На календаре — воскресенье, но с утра пораньше, пока солнце еще не раскалило воздух, вышли все девять белых мужчин поработать на своих делянках. И не было с ними их верных вахин — на рассвете отправились они, как обычно, собирать плоды и птичьи яйца. И детей взяли с собой.

И сказал Титахити, хитрый лис, своему хозяину, американцу Айзеку Мартину: мол, видел я недалеко от дома свинью — дикую и жирную. Не позволит ли добрый мистер ему, Титахити, взять мушкет и пристрелить животное? И Мартин разрешил ему, ни о чем не подозревая. Преспокойно забрал тубуаец оружие и, скрывшись в лесу, примкнул к беглецам — Теимуа и Ниау.

Так туземцы встали на тропу войны.

И вот к участку Уильямса, жившему на отшибе, неожиданно вышли трое: Титахити, Ниау и Теимуа. У каждого по мушкету. Уильямс в этот момент чинил изгородь вокруг своей плантации. Окружили полинезийцы несчастного кузнеца и выстрелом в голову убили.

Мартин, чей огород ближе был всех, услышал выстрел и сказал: — Неплохо! У нас будет славный пир сегодня.

Наивный, он подумал, что это слуга его, Титахити, пристрелил свинью.

Донесся звук и до участка Миллза, где в тот день работали трое: сам хозяин, его друг Маккой, и его верный раб — Манарии (не знали белые, что и Манарии тоже тайно вовлечен в заговор). Когда прогремел выстрел, оба шотландца встревожились. Но коварный таитянин успокоил их:

— О, это просто Титахити стреляет в свинью для ужина.

И точно: будто правду сказал Манарии — вышел к ним из леса Титахити. Призвав на помощь все свое притворство, тубуаец сказал, что пристрелил-таки свинью, и поэтому просит хозяев отпустить с ним здоровяка Манарии. Дескать, слишком тяжела ноша, одному не справиться. И Миллз с Маккоем, пожав плечами, разрешили таитянину уйти вместе с Титахити.

О, если бы они знали, что будет дальше!

Четверка «охотников на свиней» пошли к Кристиану.

Он в то утро выкапывал коренья, расчищая землю возле дома под сад. Полинезийцы подкрались сзади и подло выстрелили ему в спину. И гласит легенда, что, прежде чем упасть, бедный Кристиан вскрикнул: «Oh, dear!» (О боже!). Заговорщики тут же подскочили и безжалостно добили его.

Так внезапно и жутко погиб Флетчер Кристиан. Через пять дней ему исполнилось бы 29 лет…

Выстрел и предсмертный возглас Кристиана донеслись до Маккоя и Миллза. И сказал Маккой: