Т Габрусенко - Эти непонятные корейцы

Интересно, что корейская молодежь, прекрасно воспроизводя, чувствуя музыку голосом, не чувствует ее телом и на дискотеках в массе своей танцует совершенно топорно. Исключение составляют профессиональные танцоры и совсем юные тинейджеры, весьма прилично танцующие техно, рэп и проч. И это неудивительно: ведь к услугам корейских подростков — возникшая совсем недавно индустрия специальной танцевальной музыки, которая состоит в основном из переведенных на корейский язык «ремейков» западной эстрады.

Но то — подростки. Когда же мне приходилось спрашивать студентов, как они отдыхают, то ответ обычно повторяется: «Сижу в кафе, пью и слушаю музыку». Танцы, даже танец плеч, в этот стереотип не входят, о чем остается только пожалеть: молодежь в Корее, и так замученная книжками, двигается очень мало.

Что же представляет из себя корейская музыка? Сначала — о музыке традиционной. Как корееведу, мне ее положено любить.

Но признаюсь честно: не люблю. Сильно не люблю. Неприлично убыстряю шаг при первых же звуках. И мои чувства, думаю, разделяют все студенты «интернационального общежития», в котором я жила. Территориально оно находится рядом с университетом «Пансон тхонсин», по своим функциям напоминающим институт культуры, с его факультетом народной музыки, который имеет прелестную привычку проводить репетиции на улице, практически под нашими окнами. С раннего утра и до позднего вечера студентам-иностранцам поневоле приходится изучать все тонкости «пхансори», «нонъак» и прочих народных жанров своими ушами. Я, например, делала это четыре с половиной года. А музыка эта ну о-о-очень специфическая. Пение пхансори — предмет корейской национальной гордости — лично мне напоминает предсмертные хрипы удушаемого. Хотя охотно признаю, что, возможно, просто чего-то не понимаю в этом искусстве. Ведь недаром так заводятся от этой музыки пожилые корейцы, недаром так нравится примитивная «крестьянская музыка» (нонъак) самым беспристрастным слушателям — детям. Помню, когда мы впервые приехали в Корею, мою четырехлетнюю тогда дочку было невозможно вытащить из Инсадона, где давался бесплатный концерт нонъак — она завороженно глядела на музыкантов и потом неделю после этого концерта подражала корейским танцорам — вертела головой, стараясь раскрутить кисточку на шапочке.

Чувствуется, что существует корейская традиционная музыка в основном на государственной дотации (концерты ее баснословно дешевы, часто бесплатны, проходят при полупустых залах), и среди молодежи нонъак, пхансори, ритуальные мелодии на каягыме (корейские гусли) и проч. находят все меньше и меньше почитателей. Как бы ни относилась я лично к этим жанрам, не могу не пожалеть об их постепенном исчезновении. Плохо, что эта своеобразная музыкальная традиция уходит, умирает, ничего не оставляя после себя. Ее полностью вытесняют западные ритмы и мелодии — сами по себе хорошие, но с традициями Кореи не имеющие ничего общего. В чем же тут дело?

Можно винить в этом всепроникающую гидру американского влияния. Но мне думается, что немало виноваты и сами носители музыкальных традиций страны, упрямо из года в год исполняющие одни и те же старые пьесы и не желающие ни на йоту «поступиться принципами» (можно позволить себе роскошь быть непримиримыми консерваторами, имея за спиной щедрую государственную поддержку). Сама мысль о том, что не худо придумать бы и что-нибудь новенькое, как-то развить или популяризировать национальную традицию, похоже, кажется им крамольной и рассматривается как покушение на «священных коров» корейской классики. Грустное впечатление «людей в футляре» оставляют у меня мастера традиционной музыки Кореи и по телепередачам, и по личным встречам, и по статьям в корейской печати: «мэтровский» тон, снобистское противопоставление традиционной музыки ритмам дня сегодняшнего, отчуждение от молодежи. Что ж, молодежь платит мастерам пхансори тем же отчуждением, а среднее поколение корейцев хотя и отдает дань вежливости национальной музыке, однако предпочитает ей лирические, мелодичные «баллады», построенные в соответствии с западными принципами музыкальной гармонии.

Современная поп-музыка в Корее народных ритмов практически лишена и вполне удобоварима для западного уха. Есть в ней, правда, один серьезный недостаток. Дело в том, что в большинстве случаев она… не своя: заимствование, или, если говорить прямо, плагиат. Целые куски из многих корейских хитов — это простое и откровенное слизывание с хитов западных, русских и в особенности японских. Помню мотив старой японской песенки, которую пели много лет назад студенты нашего университета на конкурсе («Куроно-тоно-танга»). Этот памятный мотивчик мне сразу же бросился в уши, как только я приехала в Корею — это был хит четыре года назад, естественно «чисто корейский».

И это только один пример, каких в эстраде наберется сотни. И западному, и русскому слушателю уловить очень знакомые нотки в корейской эстраде не составляет труда, хотя сами корейцы факты плагиата в большинстве случаев упорно отрицают. Впрочем, не нам бросать в них камень: российская попса в массе своей идет тем же путем вторичной переработки американских образцов, и с каждым годом все заметнее.

И все же хочется верить, что период подражательства в корейской поп-музыке — явление временное, ученическое. Что может собственных Элтонов джонов и полов Маккартни корейская земля рождать. Залог тому — интерес и любовь корейцев к музыке хорошей, настоящей, пусть и пока не всегда своей.

Никакой зауми и философствований в корейских эстрадных текстах вы не найдете. Поют чаще всего о любви. Это довольно любопытный феномен, ибо в реальной жизни корейцы, будучи людьми по-конфуциански здравомыслящими, страстью руководствуются крайне редко, женятся и выходят замуж по самому что ни на есть трезвому расчету. Традиционная корейская мораль, которая далеко не выветрилась из национального сознания, даже в супружеской постели призывала мужа и жену сдерживать свой пыл и помнить, зачем, собственно, они сюда забрались: для продолжения рода, а не для всяких глупостей. И тем не менее песни корейцев, начиная с «Ариран» и вплоть до самых свеженьких, полны любовной тематики. Очень часто это — любовь трагическая: неразделенная или оборванная злым роком. («Злой рок» — это на деле мама с папой, которые не пустили замуж за кого хотелось.)

По вечерам улицы Сеула освещаются огнями, среди которых значительный процент составляют красные вывески норэбанов, или караоке. Явление всемирное, известное хорошо и в России.