Артур Дойль - Мир приключений, 1922 № 01

Только теперь осенила меня ошеломляющая разгадка.

— Понимаю! — воскликнул я. — Вот здесь… — и я вытащил косу.

— Моя коса! — слабо промямлил Хи-Винг-Хо.

Мистер Никольсон бесцеремонно швырнул его в угол комнаты и, взяв у меня косу, распустил ее неуклюжими пальцами. Из толстой ее части, дюймах в двух от того места, где она была отрезана от головы китайца, выкатился большой брильянт и упал на пол.

Секунд на двадцать в моем кабинете воцарилось полнейшее молчание. Никто не нагибался, чтобы поднять брильянт. На нем теперь была кровь. Никто не шевельнулся. Но прошло первое оцепенение, мы осмотрелись, — и оказалось, что Хи-Винг-Хо, как призрак, исчез из комнаты!

Рассказ Арт. Экерслея

В КОМНАТЕ было тихо и темно, Терсфильд, открыв глаза, некоторое время воображал, что проснулся в своей собственной постели в пасмурное зимнее утро. Но постель была странно твердая и неудобная. Ему стало холодно. Он высунул руку, чтобы натянуть на плечи одеяло, и убедился, что одеяла нет. Это заставило его сесть, и он увидел, что лежал совершенно одетый на диване в незнакомой ему комнате. Он попытался собраться с мыслями; и постепенно смутное сознание чего-то неприятного перешло в отчетливое воспоминание о событиях предшествовавшего вечера. Голова его сильно болела; очевидно, накануне он здорово выпил; и внезапно он вспомнил, где и как просадил свой последний соверен, набираясь храбрости для предстоящего свидания с Марстоном. Марстон? Это имя пробудило его к делу. Теперь ему удалось вспомнить, как он нерешительно брел по улицам к дому ростовщика, как Марстон сам открыл ему дверь, объ’снив, что он один в доме, и провел наверх, в свою комнату, где он обычно занимался своими проклятыми делами. После этого между ними, кажется, произошел неприятный разговор; у Терсфильда осталось впечатление, что сам он шумел и ругался, в то время, как Марстон был, по своему обыкновению, бесстрастен и безжалостно вежлив со своей жертвой. Дальше картина сделалась туманной. По всей вероятности вино сразу ударило ему в голову, он не мог вспомнить, как оставил дом ростовщика и каким образом очутился в своем теперешнем положении. В это мгновенье он сделал второе поразительное открытие. Оказывается, он не уходил из дома ростовщика. Обои, на стенах были те же самые, которые плясали перед его глазами в течение всей неприятной сцены со стариком. Он все еще был в комнате Марстона.

Медленно поднялся он на ноги и обвел глазами комнату. Шторы были опущены, но сквозь щели проникал слабый свет раннего утра. Он отвернулся от окна, и взгляд его упал на фигуру самого Марстона. Ростовщик сидел у стола, закутанный в халат из цветного шелка, в котором Терсфильд видел его накануне. Спина его была откинута на спинку стула, а глаза со странно выпученными белками смотрели куда-то в пространство мимо Терсфильда. Его лицо было зеленовато-бледное, только с одной стороны кровь из раны на голове окрасила его волосы, шею и шелковый халат. Невидимому он был мертв уже несколько часов. Терсфильд обнаружил эго как раз в тот момент, когда собрался обратиться к нему за разъяснением. Он начал дрожать так сильно, что вынужден был схватиться за стол, чтобы удержаться на ногах. Все это произошло прежде, чем он заметил палку. Это открытие он сделал, когда взгляд его блуждал по скорченной фигуре. Палка лежала в стороне на полу немного позади Марстона, как раз там, куда ее должны были бросить после рокового удара. Это была дубовая палка с необычно толстым набалдашником, залитым свинцом, чтобы сделать ее тяжелее. Разумеется это было скорее оружие, чем обычная палка. Терсфильду часто приходилось выслушивать насмешки по поводу ее смертоносных качеств.

Палка… была его собственная. Очень медленно, всеми силами своего мозга борясь против очевидности, он все-таки вынужден был притти к неизбежному выводу. Марстона убил он сам.

Приняв этот факт, он начал разбираться в деталях. Он мог быть почти без сознания, когда, в состоянии полного опьянения, совершил это дело; в противном случае возможно ли немедленно после этого заснуть мертвым сном в той же комнате? Нс опьянение обычно не служит оправданием для убийцы. Терсфильд уже видел себя на виселице. Если только… Внезапно необычайное спокойствие охватило его; в то время, как одна половина его мозга разбирала совершенное им убийство, другая начала изыскивать всевозможные способы спасения и бегства.

Прежде всего он посмотрел на часы. Было начало седьмого. Следовательно, в его распоряжении было самое большее полчаса, прежде чем в доме проснутся. К тому времени он должен быть далеко. Он шагнул вперед и, стараясь не шуметь, поднял палку. При этом он заметил красное пятно на своей руке. Он мог запачкать ее всего несколько минут тому назад, когда дотронулся до стола. А, может-быть, пятно на ней было уже раньше. Его шляпа лежала на стуле около двери, он помнил, что бросил ее туда, когда вошел в комнату. Он надел ее; и потом, очень спокойно открыл дверь. Самое трудное было сделано. Только бы не встретить теперь кого-нибудь на лестнице!

В то время, как он стоял так в нерешимости, держась рукой за дверь, другая мысль пришла ему в голову. Вид мертвого Марстона так поразил его, что он совершенно забыл, как тот при жизни преследовал и мучил его за долги. Бумаги, удостоверяющие их, находились, как он знал, в несгораемой кассе, которая стояла за письменным столом. Он собственными глазами видел, как ростовщик алчным движением положил их туда. И ключ торчал теперь в замке. Нет ничего легче, как открыть кассу и взять бумаги. Раз уж он подверг себя такому риску, то было бы досадно не извлечь из этого дела хоть какой-нибудь выгоды. В следующее мгновенье он уже рылся в кассе, но движенья его были далеко не такие уверенные, как мозг, руководивший ими.

В это время в нем проснулся другой Терсфильд, наблюдательный и сообразительный, который сразу увидел, как настоящий его поступок должен облегчить дело розыска. Было очевидно, что, помимо бумаг, в книгах или дневниках Марстона имелись записи о его сделках с клиентами. Если записи эти будут прочтены, а документов не окажется, то это будет равносильно тому, что Терсфильд сам затянул петлю на своей шее. Долги, от которых он только-что хотел избавиться, были ничто по сравнению с этой опастностью. Вместо того, чтобы открыть кассу, он запер ее, вытащил ключ и положил его на стол рядом с вытянутой рукой мертвеца.