Артур Дойль - Мир приключений, 1922 № 01

Времени оставалось мало. Он снова двинулся к выходу, вышел на площадку и очень осторожно прикрыл за собою дверь.

Насколько он знал, Марстон жил один во всем доме со стариком, исполнявшим одновременно обязанности и клерка и слуги; по всей вероятности он спал этажем выше, и разбудить его было не так-то легко.

Два-три раза ступени лестницы скрипнули под его ногами, и этот скрип прозвучал в его ушах, как не вероятный шум, но молчание спящего дома не нарушилось. Он спустился к парадной двери и уже собирался повернуть ручку, как вдруг вспомнил, что пальцы его, запятнанные кровью, могут оставить на ней следы. Он обернул руку своей мягкой шляпой и тогда только открыл дверь.

Влажный воздух осеннего утра освежил его лицо и придал ему сил. Насколько он мог видеть, сквер, пролегавший у дома, был безлюден — судьба покровительствовала ему. Он осторожно закрыл дверь и быстро зашагал прочь.

Из дома он выбрался благополучно и теперь с каждым шагом чувствовал, как увеличивается его надежда на спасение. Палку с набалдашником он все еще держал в руке. Резко повернувшись, он перешел через дорогу к решетки сквера и швырнул палку в кусты, что показалось ему целесообразным: полиции не придет в голову искать здесь оружие, которым был убит старик. Он вернулся на тротуар и пошел дальше.

В этот момент он услышал в сквере чьи-то шаги. Вначале он принял их за отголосок собственных и остановился, чтобы прислушаться, но шаги были попрежнему слышны и звучали в тишине зловеще и странно. Непреодолимое любопытство узнать, кто был этот человек в сквере, охватило Терсфильда. Он чувствовал, что не в силах бороться со своим побуждением; оно преследовало его, как кошмар. Пока он стоял в нерешимости шаги вдруг прекратились; очевидно, человек остановился как раз за углом, откуда только что вышел он сам. Но первый дом от угла был дом Марстона. Теперь Терсфильд убедился, что он во что бы то ни стало должен увидеть неизвестного: собственная безопастность требовала этого. Он снова перешел к решетке и на цыпочках побежал назад, к тому месту, откуда можно было видеть дом Марстона Ему ни разу не пришло в голову, что из окон домов, выходивших в сторону сквера, кто-нибудь мог наблюдать за его странной прогулкой. Он думал только о том, что какой-то человек стоял у порога дома, из которого сам он только что вышел, и собирался повернуть ключ в замке. Дверь открылась, человек поднял голову, и Терсфильд узнал старого клерка Викстеда. И сразу мелькнуло: Значит, все предосторожности были бесцельны, в доме все время не было ни души. И Терсфильд вспомнил, как Марстон сам сказал ему, что клерк ушел.

Он пошел быстрее и, через двадцать минут, стоял у своего дома. Улицы за это время наполнились народом. Терсфильд почувствовал странное содрогание, когда поравнялся с полисменом. Проходя мимо него, он слегка задел рукав его мундира, думая в это время про себя: «Если б он только знал!» Ни теперь, ни позднее он ни минуты не чувствовал ни малейшего угрызения совести, вспоминая убитого им человека.

Терсфильд, как и его жертва, жил один. Он занимал две маленькие комнаты, примыкающие к второразрядной книжной лавке, которая должна была бы доставлять ему средства к существованию. На самом же деле она приносила ему скорее дефицит, что и побудило его вступить в сношение с ростовщиком. Но теперь ее спокойный уютный вид подействовал на него благотворно. Он прошел в спальню, снял с себя пиджак и спрятал его в узел под кровать. Потом расжег плитку и спокойно и методически приготовил себе завтрак, после чего открыл ставни в лавке и стал ждать дальнейших событий.

Первые новости он узнает, вероятно, из дневных газет. По мере того, как шло время, интерес его и, пожалуй, тайное удовольствие, которое доставляло ему его необычайное положение, возрасли непомерно. Он больше ничуть не боялся быть открытым. Его занимала твердость его собственной руки; более, чем когда-либо, он ощущая эту двойную работу мозга, занятого одновременно и обычными, каждодневными делами, и одной всепоглощающей мыслью.

Когда появился первый мальчик с вечерними газетами, он вышел за дверь лавки и купил одну. Он не ушел с ней в комнату за лавкой, а развернул ее тут же у входа.

Это была своего рода легкая бравада; со временем она могла его увлечь. Как он и ожидал, в газете был помещен краткий отчет об убийстве Марстона, всего несколько строк в конце столбца: «Нам сообщено, что сегодня утром мистер Джемс Марстон был найден убитым в своей квартире, в… сквере. Это потрясающее открытие было сделано клерком покойного, Альфредом Викстедом, который, придя к мистеру Марстону в 9 часов утра, нашел его мертвым. Об этом было немедленно сообщено полиции, и арест убийцы не заставит себя ждать».

Уверенность репортера не слишком смутило Терсфильда. Однако его удивило, что убийство было обнаружено так поздно; замечательно, что Викстед провел в доме более двух часов, прежде чем открыл это. Во всяком случае дело сделано, и убийство обнаружено. Его охватило страшное любопытство, ничего общего не имеющее со страхом, узнать, какие шаги предпримет теперь полиция. Если б он только мог получить сведения об этом, он был бы вдвойне вооружен. В это время взгляд его упал на связку книг, лежащую на прилавке, и он с трудом удержался от радостного восклицания. Какое счастье! Судьба явным образом покровительствует ему: среди его немногочисленных клиентов был некто Пиллинг, сыщик из Скотленд-Ярда. До последнего времени между ними были обычные отношения продавца и покупателя, но несколько дней тому назад Пиллинг зашел в лавку, розыскивая одно специальное издание, а Терсфильд пообещал отыскать его, и тогда же они условились, что сыщик через некоторое время заглянет справиться в лавку. Теперь эта книга уже лежала на прилавке Терсфильда. Ничего не могло быть проще и естественнее, как отнести ее самому по окончании рабочего дня.

Помимо прочих соображений, ему нравилась мысль перенести войну прямо в лагерь противника — он будет шпионить за шпионом.

Когда стемнело, он вышел на улицу, захватив с собой книгу. Это был первый том истории графства, второй он оставил у себя, чтобы, в случае необходимости, иметь предлог для второго визита. Время до закрытия лавки он провел, сжигая всю одежду, которая была на нем в прошлую ночь. Казалось, что последнее звено, связывающее его с преступлением, было уничтожено.

Сыщик был дома и принял его приветливо. Пиллинг был кругленький, добродушный старый джентльмен, скорее напоминающий всей своей внешностью деревенского священника.