Алексей Митрофанов - Большая Полянка. Прогулки по старой Москве

– На трех извозчиках приехали-с, – заметил, почтительно подавая блюдо, дворецкий, – своего экипажа не имеют-с, и мебель самая пустая.

– Да, – возразила матушка, – а все-таки лучше. Отец холодно взглянул на нее: она умолкла.

Действительно, княгиня Засекина не могла быть богатой женщиной: нанятый ею флигелек был так ветх, и мал, и низок, что люди, хотя несколько зажиточные, не согласились бы поселиться в нем. Впрочем, я тогда пропустил это все мимо ушей. Княжеский титул на меня мало действовал: я недавно прочел «Разбойников» Шиллера.

У меня была привычка бродить каждый вечер с ружьем по нашему саду и караулить ворон. К этим осторожным, хищным и лукавым птицам я издавна чувствовал ненависть. В день, о котором зашла речь, я также отправился в сад – и, напрасно исходив все аллеи (вороны меня признали и только издали отрывисто каркали), случайно приблизился к низкому забору, отделявшему собственно наши владения от узенькой полосы сада, простиравшейся за флигельком направо и принадлежавшей к нему. Я шел потупя голову».

Такая вот неспешная, медитативная полудачная и полупарковая жизнь.

Николай Тарасов, меценат, предпочитал прогуливаться тут с Алисой Коонен. А книгоиздатель Сытин именно в Нескучном романтично объяснился со своей будущей супругой (правда, оказавшейся впоследствии сварливой и сквалыжной женщиной).

Историк Соловьев и вовсе проживал тут ежегодно во флигеле, который ему выделила царская фамилия. В одном из писем он хвалился своему коллеге и, опять-таки, ценителю Нескучного, Ключевскому: «По воскресениям исправно освежаюсь прохладой широколиственных деревьев Нескучного. Жаль только, что эта прохлада несколько уменьшается, с одной стороны, от жгучих страстей, с другой – от семейной философии. Во все время прогулки не слышно голосистых птичек за шумом слов „Лавровский“, „Каченовский“, „Костомаров“, „Хмельницкий“, „Тетеря“ и т.д.»

Даже перед самой смертью Сергей Михайлович больше всего любил сидеть в кресле перед своим флигелем, укутавшись с ногами большим пледом.

* * *

Заведенное в самом начале позапрошлого столетия Нескучное каким-то образом сумело сохранить свое очарование. Даже путеводитель по Москве 1896 года восхищался этим местом: «В саду, великолепно разбитом, на громадном пространстве, в английском вкусе по склону горы и многочисленным оврагам, обращают на себя внимание: цветник перед дворцом, разбитый по рисунку придворного инспектора садов К. И. Миллера, на террасах, образуемых горой; оранжереи с великолепными тропическими растениями; медальон, устроенный чрез искусственную вырезку ветвей в громадных липах… и вид на Москву с многих мест сада. Павильоны, пруды, мостики, беседки – все сделано умелою рукой и достойно осмотра. Это лучший сад в Москве».

Впрочем, и после революции в Нескучное чаще всего ходили просто погулять. Романтичная Дункан, случайно оказавшись тут, сразу же размечталась:

– Вот здесь, среди зелени должен быть грандиозный массовый театр без стен и без крыши… Вот тут – природная орхестра, площадка древнегреческого театра, на которой будет происходить действие. Вон там – места для тысяч зрителей. А вот там – хороший дом для моей школы.

Айседора не предполагала, что стоит практически на том же самом месте, где сотню лет назад располагалась сцена старого и доброго Воздушного театра, по сути и описанного ею.

Михаил Булгаков с приятелем Сергеем Ермолинским любили здесь кататься на лыжах. Ермолинский писал: «По Москве-реке в ту пору свободно катались лыжники. Теплые стоки не мешали окрепнуть ледяному покрову. И по наезженной лыжне, запорошенной ночным снежком, можно было лихо и быстро докатить до самых Воробьевых гор. На горках этих или по Нескучному саду мы бродили не спеша. Обычно это был будничный день, народу мало, главным образом детвора. Иногда лишь пролетал заправский спортсмен, сверкнув красным свитером и не заметив нас.

Михаил Афанасьевич бегал на лыжах лучше меня. Скатываясь с горки чуть покруче, я не мог удержаться, лыжи разъезжались, и я валился на бок. Это обязательно происходило когда мы, возвращаясь, съезжали с Нескучного… в реку. Тут спуск крут, и я летел вниз, теряя палки. Но однажды, когда сгустились сумерки и в синеве тумана не видно было реки внизу, я вдруг покатился, чуть присев, и хотя чувствовал, что несусь быстро, в лицо бьет ветер и, кажется, уже чересчур долго несусь, но не падаю. Вылетел на реку, не упал, завернул и не без лихости притормозил. Булгаков стоял неподалеку и кричал мне, смеясь:

– Оглянись, погляди, горка-то какая!

Я оглянулся. Снизу, с реки, косогор, с которого я съехал, открылся мне: как это я не упал?

– Молодец! – воскликнул Булгаков. – А почему? Да потому, что не боялся. Не видел, какая горка, и не боялся. Главное, Сергей, не бояться. Вот как, брат».

А в 1923 году здесь состоялась дуэль – по тому времени уже редкость. Стрелялись, разумеется, из-за любви. По одну сторону барьера – некто Дьяконов, бывший царский прапорщик. По другую – некто Тертов, опять же, рубака, но уже новой формации, красноармеец. Причиной дуэли послужила юная грузинская красавица Тамара Мечабелли.

Тертов на дуэли убил Дьякова – и получил полтора года.

* * *

Последняя из судьбоносных перемен Нескучного произошла в 1935 году, когда в Нескучный дворец из Ленинграда переехала Академия наук СССР. Географ Обручев сразу же написал о новой академии довольно вялый фантастический рассказ, назвав его, опять-таки, банально – «Событие в Нескучном саду». Хотя само событие, придуманное Обручевым, было весьма занятным – северная экспедиция нашла труп мамонта, свезла его в Нескучный сад, где мамонт отогрелся, ожил и начал хулиганить, распугивая сторожей и пионеров. А тем временем участники «мамонтовой экспедиции» сидели во дворце и проводили заседания, даже не догадываясь о том, что происходит за окном.

Вероятно, таким образом аукнулись китовые скелеты, которыми Орлов-Чесменский обозначал границы карусели.

Но большинство ходило в сад не ради обитателей дворца, а просто прогуляться. Правда, гулять уже было опасно. Как-то раз артист Михаил Болдуман, получив после спектакля большой букет сирени, сплошь покрытый тлей, взял свою супругу и отправился в Нескучный сад – стряхивать тлю на листья.

К сожалению, в то время наша страна боролась не только с краеведами, врачами и космополитами, но и с американскими агентами, разбрасывающими на советских землях американского, точнее, колорадского жука. Так что, Болдуманов сразу же схватили, отвезли в НКВД, дело дошло до Сталина, который, кстати, их и спас.

– Лаврентий, отпусти их, – сказал Сталин. – Они же юродивые.

Отпустили.

Старые беседки разрушались, зато в 1947 году, в честь восьмисотлетия Москвы, на месте резиденции Голицыной – «Пиковой дамы» возникло новое сооружение – круглый павильон-ротонда, посвященный этому славному событию. Правда, павильон сделали исключительно декоративным, и сидеть там было не на чем.