Теодор Шумовский - По следам Синдбада Морехода. Океанская Аравия

Ближайшей задачей арабистов, изучающих морскую лите­ратуру средневековой Западной Азии, является критическое издание не только одних энциклопедических сводов, но и частных этюдов ближневосточных мастеров судовождения,— этюдов, которые в свое время послужили своеобразными эскизами для общих картин. Сколько небольших лоций, за­печатлевших опыт веков и живое движение мыслей своих создателей, а затем забытых, еще дремлет в хранилищах арабских рукописей! Их исследование — существенный вклад в историю мировой культуры.

Карта мира, изображенная в виде птицы (947 г )

ДРЕВНИЕ РУКОПИСИ ЗАГОВОРИЛИ

Тлеет все на земле; остается одно слово.

Из древнерусского перевода книги византийского географа Косьмы Индоплавателя (VI в.)

Нужна большая осторожность, когда мы пытаемся вос­создать историческую картину дальней эпохи или хотя бы ее часть, ибо никогда исследователь не располагает исчер­пывающей документацией; беспомощно разводя руками, не может он и сказать, какая часть материала, характеризу­ющего изучаемое явление, лежит у него перед глазами, какая таится в еще неизвестных архивах и какая уничтожена тлением, стихийными бедствиями или намеренно. «До нас дошла только ничтожная часть того, что сказали арабы»,— грустно констатировал филолог омейядекой поры Абу Амр более тысячелетия назад. Сложна и ответственна задача исто­рика, ставящего целью по отрывочным данным приближенно восстановить разрушенную временем ткань событий в после­довательной и логической связи.

Избрав предметом своего внимания арабов на море, мы в поисках источников сведений обращаемся прежде всего к первому памятнику арабской литературы — Корану. Времена, когда это название имело одиозный смысл и священная книга мусульман трактовалась исключительно в качестве культового памятника, к счастью для науки, прошли. То, что Коран генетически несамостоятелен и, кроме того, не дает уверен­ности, что все записанное в нем действительно изошло из уст основателя ислама,— другой вопрос. Нас интересуют сейчас как раз те показания памятника, ценность которых

16

не колеблема проблемой авторства, ибо во всех случаях арабский Седьмой век является для них datum post quem — самой ранней временной вехой.

Показаний, касающихся моря, в толще коранического текста четырнадцать; например: «Он (аллах) поставил звезды для вас для того, чтобы по ним вы во время темноты на суше и на море узнавали прямой путь» (сура VI, стих 97).

«Он дает вам силы совершать путь по суше и по морю, когда бываете на кораблях; когда они плывут с ними при благоприятном ветре, тогда радуются этому; а когда застигнет их буйный ветр, когда со всех сторон настигнут их волны и представится им, что ими они поглощены будут» (X, 23—24).

«Он тот, кто сблизил два моря: одно из них пресное, сладкое; другое соленое, горькое; между ними обоими поста­вил Он преграду и непереступимую стену» (XXV, 55).

«Два моря не равны одно другому; из одного питье вкус­ное, приятное, легкое, а из другого — соленое, горькое. Из каждого получаете в пищу свежее мясо, достаете наряды на ваши одежды. Видишь, как корабли с шумом рассекают его, чтобы доставить вам благодеяний Его и возбудить вас к благодарности» (XXXV, 1 3).

«В Его власти корабли с поднятыми парусами, плавающие в море, как горы» (LV, 24).

(Перевод Г. С. Саблукова).

В первых десятилетиях после смерти Мухаммада (ум. в. 632 г.) одновременно с записью коранических сур возникают рассказы о жизни и воззрениях основателя ислама, а также его ближайшего окружения. В этих рассказах (по-арабски — «хадисах»), составивших позже сборник «Образа действий» (сунны), важно в конечном счете не то, изошло ли дей­ствительно из уст Мухаммада все ему приписываемое, а важно, что эти предания фиксировались людьми его века и среды, плеядой его сподвижников и последователей.

Материал хадисов более чем недостаточен для восста­новления ранней морской истории арабов, однако и отры­вочные данные имеют здесь определенную ценность. На первое место следует поставить рассказ о путешествии, хоро­шо известного в истории первоначального ислама Тамима ад-Дари по крайней восточной части Средиземного моря. Представляется, что И. Ю. Крачковский слишком строг, замечая, что «те немногие путешествия, от которых у нас сохранились описания за эту эпоху( = первое столетие араб­ского, летосчисления — хиджры.— Т. Ш.), расцвечиваются такими фантастическими подробностями, что самые факты

17

поездок вызывают сомнение и заставляют относить их к области сказок и фольклора» (Избранные соч., т.IV, с.53). Если отделить фантазию от действительности, то нет ничего сверхъестественного в сообщении, говорящем о морском странствии героя повести: Тамим был по происхождению христианином из Палестины, он и плавал по «Сирийскому» морю; последнее название, конечно, означало не всю среди­земноморскую акваторию, как указано у И. Ю. Крачковского, а лишь ее небольшую часть, прилегающую к побережью Леванта. Следовательно, перед нами сообщения о реальном факте, вряд ли — в силу своей естественности — едини­чном. Таких фактов тогда еще не могло быть много, но они уже несли в себе черты слагающейся системы: первый век мусульманства дал начало арабскому военному судоходству на Средиземном море, а боевые корабли в значительной мере шли по фарватеру торговых; психологический фактор — постепенное преодоление страха перед морем в предшеству­ющую эпоху — тоже, конечно, играл известную положитель­ную роль в антивизантийских походах второй половины VII века.

Другой эпизод в хадисах, привлекающий сейчас наше внимание, говорит о посылке к морю отряда воинов еще при жизни пророка. Этот факт, содержащий много неизвестных величин и со временем обросший фантастическими дета­лями — первое закономерно связано со вторым,— отнюдь не представляется, несмотря на глухое сообщение о нем, слу­чайным явлением: крупные бедуинские племена Аравийского полуострова в поисках пастбищ исстари кочевали от Красного моря до Персидского залива и в обратном направлении, побережья были не только хорошо знакомы, но и частично освоены ими.

Некоторые противники Мухаммада переселялись в неараб­ские страны. Ведь далеко не все арабы приняли сердцем экзальтированную проповедь ислама, назойливо насаждаемую, вторгавшуюся в каждую жизнь; многие предпочли ради внут­ренней свободы бегство на чужбину. Бегство инакомыслящих оживило морские пути от Аравии в первой половине VII века; этих изгнанников, навсегда отторгнутых от земли отцов, по-разному устроившихся на чужбине, мы встречаем потом в Китае и на крайнем Западе, в гаванях Восточной Африки и на островах Индонезии, где они образовали более или менее значительные инородные вкрапления или целые этнические массивы.