Эдуард Толль - Плавание на яхте Заря

«Лам» означает по-эвенски на Нижней Тунгуске — море; отсюда население северных морских берегов Сибири. было русскими названо ламутами [126] Это и есть устарелое название эвенов.— Г. Я. .

Эвенки рассматриваются этнографами как монголы, наиболее близко стоящие к маньчжурам. Это палеоазиатский народ как и одулы. В те времена, когда якуты продвигались с юго-запада на север, одулы составляли здесь господствующее население. Позже они почти совсем вы мерли [127] Численность одулов (юкагиров) за последние 30 лет значительно увеличилась в связи с улучшением материальных условий жизни и организацией врачебно-медицинского обслуживания на Крайнем Севере. В 1926 г. численность одулов не превышала 2000 человек.— Г. Я. .

Оставшихся одулов называют «наслегом» [128] В настоящее время наслег — адм.-территориальная единица в Якутской АССР, соответствующая сельсовету. В XVIII в. термин наслег (от русского «ночлег») был введен русской администрацией для обозначения якутских родов, образовавших сельскую общину.— Я. В. , что можно было бы перевести словом «племя». Уцелевшие одулы не имеют самостоятельного языка и пользуются эвенским. Подобный «наслег» образуют также эвены. К наслегу «каменных» эвенов относятся наши три друга: Джергели, Оммунджаи Максим. Впрочем их 'полные имена по-русски звучат иначе: Василий Дьяконов или же Протодьяконов, Наум Горохов и Максим Санников.

В большей части Якутии наиболее распространен якутский язык. Каждый эвенк и эвен Янского, Ленского, Оленекского и Анабарского округов говорит по-якутски, а в Якутске каждый русский горожанин знает этот язык. В мою бытность в Верхоянске и Казачьем купцы и казаки говорили по-якутски лучше, чем на русском языке. Исключение представляло русское население в устье Индигирки. Браки между якутами и эвенами встречаются очень часто, смешение обеих народностей совершается настолько интенсивно, что трудно встретить чистокровного эвена.

На следующее утро Джергели высыпал к моим ногам в подарок груду прекрасных мороженых чиров. Максим вытащил пару красивых рукавиц из песцового меха, а Оммунджа, который тщетно озирался в поисках подарка, схватил свою меховую шапку и передал ее мне с поклоном. Она была сшита его покойной женой и составляла его единственный головной убор. Чтобы не обидеть его возвратом подарка и не вызвать насмешек присутствующих, я сделал вид, будто не знаю, что у него нет другой шапки и поблагодарил за подарок, но через два дня вернул, и он с радостью взял ее.

Затем все трое достали свои свидетельства на полученные медали и просили меня прочесть. Прочитав текст, я официально поздравил их с наградой. Они со своей стороны благо: дарили меня за мой денежный подарок. Это был уплаченный мною взнос, который причитался с них при получении медалей: Джергели должен был внести за каждую медаль по 7 руб. 50 коп., столько же Максим за свою серебряную и Оммунджа 30 рублей за золотую. Оммунджа рассказал, как он был вызван в улусное управление [129] Улус состоит из представителей всех наслегов и соответствует отчасти нашему уезду. Во главе улуса находится председатель — голова; его совет состоит из выборных кандидатов — заместителей головы, и тойонов.— Авт. и отказался от медали, не имея денег. Немало радости доставил обоим старикам запас патронов к их берданкам, которые были мной посланы через Воллосовича и Бруснева.

Во время собеседований этого дня выяснилось, что все присутствующие оказались моими старыми знакомыми, но я не всех сразу узнал. Так, например, выяснилось, что Степана я встретил в 1885 г. в Кюсюре на Лене во время охоты за горными баранами. С тех пор горные бараны, по его словам, сильно размножились в Хараулахских горах, так как охотники эвены почти все вымерли во время эпидемии.

Хозяйственное положение моих друзей значительно улучшилось за последние годы. До экспедиции 1885—1886 гг. Оммунджа был беден и служил пастухом у купца, а теперь он владел 30 оленями. Его «балаган» (дом якутского типа) стоит на границе лесов на берегу озера Ухан. Летом он переселяется со своим стадом на морской берег к Меркушиной стрелке. Здесь, как и в тундре между Святым Носом и устьем реки Хромы, живет каждое лето около 40 человек. Они бьют гусей во время линьки, охотятся на оленей и собирают мамонтовую кость. Прошлым летом было собрано до 1500 кг бивней. Джергели кочует летом в ближайших окрестностях Святого Носа, южнее его, а зиму проводит в устьевом участке реки Яны у границы леса, переходя с места на место со своим чумом.

Сведения о состоянии морских льдов в течение этого лета, которые были сообщены приезжими, представляли большой интерес. Они существенно отличались от данных д-ра Бунге и полученных мной в 1886 г. Объясняется это, очевидно, тем, что в то время мы общались с промышленниками через переводчика, нашего казака, и я убедился теперь, как из-за неточного перевода возникают искаженные представления и какие неверные сведения добавляю т сами от себя переводчики.

Здешние кочевники настолько напуганы чиновниками, которых они видят, правда, очень редко, что на каждый вопрос неизменно отвечают: «я не знаю», или же стараются дать ответ, желательный, по их мнению, задающему вопрос начальнику. Лишь многократно повторяемые вопросы и длительные собеседования развязываю т им язык, что бывает, впрочем, только в тех случаях, если «тойон» заслужит доверие.

Оммунджа сообщил, что в 1900 г. лед в проливе Лаптева исчез почти полностью, а в 1901 г. его вовсе не было. Столь благоприятного лета он не помнит. В противоположность этому, летом 1899 г. лед отступил от берега всего на 4 км, и посреди пролива оставалась узкая полоса чистой воды. Несколькими днями позже проводник Бунге Портнягин сообщил, что у Святого Носа ледовые условия лето плавания «Веги» [130] 1878 год.— Г. Я. были, как и год назад, весьма благоприятны. Оммунджа и Джергели были в этом вопросе вполне единодушны, и со стороны остальных промышленников также не встречалось возражений. Согласно их наблюдениям, лед в проливе Лаптева вскрывался каждое лето, и небольшие ледяные поля и отдельные льдины перегонялись ветром по чистой воде, но в августе месяце фарватер оставался неизменно свободным. Столь благоприятные годы, как оба последние и особенно 1901 г., когда льда совершенно не было, составляли, конечно, исключение. 30 лет назад Джергели провел лето на Бельковском острове и вскоре после этого на острове Фаддеевском. Тогда к северу от острова море было свободнее от льда, чем на юге. С Ляховских островов, на которых Джергели провел 6 летних сезонов, было постоянно видно более или менее свободное от льда море. О полынье севернее островов Котельного и Новой Сибири Джергели знал по рассказам старого Санникова, «Неденстрома» и «Анса» (Геденстрома и Анжу).