Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Британское агентство, Занзибар, 20 мая 1872 г.

«Милостивый государь, собственноручное письмо доктора Ливингстона к Сеиду Бургашу давно уже передано и объяснено ему, но я сообщил ему, что вы не намерены более беспокоить его относительно упомянутого ответственного вожатого. Теперь же, когда м-р О. Ливингстон отказался следовать за своим отцом, я буду весьма рад оказать вам содействие у султана и тотчас же пошлю попросить его прислать требуемого вами человека, которого вы, разумеется, испытаете и затем выберете или отвергнете, как вы найдете лучше.

Глубоко преданный вам Джон Кирк.»

Ходатайство доктора Кирка перед султаном, как он уведомлял меня, оказалось безуспешным. Узнавши об этом, я обратился к другим путям для отыскания вожатого и через несколько часов мне был прислан вожатый с весьма лестным отзывом от шейха Гамеда. Молодой араб, хотя и не поражавший своими блестящими качествами, казался честным и способным, однако, уплативши ему 100 ф. в виде задатка, я предоставил остальное Ливингстону, который наверно будет в состоянии решить, заслуживал ли он доверия.

25-го лейтенант Даусон, взявши место на американском барке «Мери», отправлявшейся в Нью-Йорк под начальством капитана Росселя, покинул Занзибар. Я снабдил его рекомендательным письмом к одному из своих нью-йоркских друзей. Мы расстались большими друзьями с этим в высшей степени благородным джентльменом.

Утром 26-го доктор Кирк был приглашен в американское консульство для свидания с своим другом м-ром Уэбом и я воспользовался его присутствием, чтобы сказать ему: «доктор, к сожалению, мне едва ли удастся снарядить караван Ливингстона так скоро, как бы я этого хотел. Если пароход, на котором мы с м-ром Генном и Ливингстоном взяли места, принужден будет сняться с якоря прежде, чем я успею отправить его, то я попрошу вас взять на себя заботу об этом».

На это доктор Кирк отвечал: «Если вы обратитесь ко мне, то я должен буду отклонить вашу просьбу, потому что я не хочу снова подвергать себя ненужным оскорблениям. [9] Читатель, интересующийся этим предметом, полюбопытствует, быть может, узнать в чем заключались эти оскорбления. Они относятся к письму доктора Ливингстона к доктору Кирку, помеченному Уджиджи, окт. 30, 1871 г. См. приложение. Я не намерен ничего более делать для Ливингстона, как частный человек. Как официальное же лицо, я сделаю для него все, что сделал бы для другого британского подданного.»

— Бесполезным оскорблениям, говорите вы, доктор Кирк? — спросил я.

— Да.

— Не могу ли я узнать, в чем они заключаются?

— Он бранит меня за то, что караван не дошел до него и обвиняет в том, что я употреблял рабов. Если экспедиция не дошла до него, то чем я мог помочь этому.

— Извините меня доктор Кирк, но если-б вы были на месте Ливингстона, то сами поступили бы точно так же. Вы заподозрили бы своего лучшего друга в холодности, чтобы не сказать более, если бы вожатые каравана беспрестанно повторяли вам, что они посланы консулом, чтобы привести вас назад, а не для того, чтобы идти за вами, куда вам будет угодно.

— Но по контракту он мог видеть, что они были обязаны идти за ним, куда он прикажет. Если он предпочитает верить неграм и чуть не каторжникам и сомневаться в моих словах и официальных известиях, то он попросту глупец; вот все, что я хотел сказать.

— Зачем было Ливингстону сомневаться в контракте? Разве не клялись ему все люди в том, что вы приказали привести его назад? Все его убеждения не ведут ни к чему, и дело кончается тем, что они принуждают его возвратиться из своего путешествия. Что оставалось ему, как не заподозрить, что в этом кроется нечто необъяснимое? Во все время своего путешествия ему беспрестанно повторяли одну и ту же сказку, что вы прислали ему письмо, в котором приказываете ему вернуться назад.

— Я ничего не могу сделать. Я написал ему такое же письмо, как и он мне.

— Ну, — сказал я, — так как мне невозможно оставить караван в Занзибаре, то я должен отправить его сам.

На другой день я собрал всех своих людей, и так как опасно было позволить им бродить по городу, то я запер их всех во дворе и кормил их там до тех пор, пока все они, числом пятьдесят семь, не оказались по перекличке налицо.

В это время при помощи американского консула мне удалось нанять Джогари, главного драгомана американского консульства, который должен был нести караван через волнистую равнину Кингани и обязался ни под каким видом не возвращаться до тех пор, пока караван не выступит в путь от западного берега р. Кингани. Освальд Ливингстон великодушно сделал ему подарок за обещание хорошо исполнить свое дело.

Перед американским консульством стояла на якоре дгоу и обращаясь к своим старым товарищам, я сказал: «Вы возвращаетесь теперь к „великому господину“ в Унианиембе. Вы его знаете, вы знаете, что он добрый человек и имеет сострадательное сердце. Он непохож на меня; он не станет вас бить, как я вас бил. Но вы знаете, что я вознаградил вас всех. Все вы обогатились деньгами и материалами. Вы знаете, что я был вашим другом, когда вы вели себя хорошо. Я давал вам в изобилии пищи и платья. Когда вы были больны, я ухаживал за вами. Если я был добр к вам, то „великий господин“ будет еще добрее. У него ласковый голос, он говорить кротко. Видели ли вы когда-нибудь, чтоб он поднял руку на обидчика? Когда вы поступали дурно, то он говорил с вами не с гневом, а с грустью. Обещаете ли вы мне, что пойдете за ним, будете делать все, что он вам прикажет, будете повиноваться ему во всем и не убежите от него?»

— Обещаем, обещаем, обещаем, господин! — закричали они в один голос.

— В таком случае осталось еще одно. Я хочу пожать руку каждому из вас прежде чем вы уйдете и мы расстанемся навсегда.

Все они бросились разом и я крепко пожал руку каждому из людей.

— Теперь пусть каждый берет свой тюк!

Через несколько минут они были на улице, пошли по взморью и взошли на палубу. Вскоре паруса были подняты и дгоу быстро понеслась к западу по дороге к Багамойо.

Я почувствовал грусть и уединение. Мои черные друзья, с которыми я прошел столько сотен миль и разделял столько опасностей, ушли и оставили меня одного. Кого из них увижу я еще раз?

29-го пароход «Африка», принадлежавший германскому консульству, нанятый Генном, Ливингстоном, Нью, Морганом и мною, выступил из гавани Занзибара и поплыл к Сешельским островам, напутствуемый добрыми пожеланиями почти всех европейцев Занзибара.

На пути своем к востоку мы встретили «Мери», на котором взял место бедный М-р Даусон. Мы не могли не удивляться, что Даусон выбрал такую кривую дорогу в Англию. Но по прибытии своем в Англию, я прочел письмо, написанное им к секретарю К. Г. Общества, в котором он говорит: