Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Утром 29-го я нагрузил 50 человек тюками, бусами и проволокой для Уджиджи. Осматривая их перед выступлением в поход, я заметил, что недостает одного Бомбая. В то время, как несколько человек отправились искать его, другие ушли проститься еще раз и поцеловать своих черных Далил. Бомбая наконец нашли около 2 часов пополудни, его лицо вполне выражало разнообразные волновавшие его страсти — печаль по вкусным обедам Унианиембэ, горесть разлуки с своей Таборской Дульцинеей, сожаление обо всех развлечениях и удовольствиях, которые заменятся теперь длинным тяжелым путем, войной, а, может быть, и смертью.

Под влиянием этих чувств, Бомбай был, конечно, не прочь поупрямиться, когда я велел ему встать на место; я же был в страшно скверном расположении духа, оттого что он заставил меня прождать себя от 8 до 2 часов пополудни. Одно слово, один угрюмый взгляд с его стороны — и моя палка пошла гулять по его плечам с такой силой, точно я хотел убить его. Вероятно, ярость, с которой я бросился бить его, произвела сильное впечатление на его упрямый ум; после двенадцатого удара он бросился просить прощение. При этом слове я перестал бить его, в первый раз Бомбай произносил его. С этого времени он был побежден.

«Марш!» Проводник пошел вперед, сопровождаемый пятидесятью девятью людьми, в стройном порядке. Каждый человек нес тяжелую ношу да сверх того еще ружье, секиру и запас провизии. Мы представляли почти величественный вид, продвигаясь таким образом, в строгом порядке и глубоком молчании, с развевающимися флагами и в красных плащах, которые развевались сзади от сильного северо-восточного ветра, дувшего сбоку. Люди, казалось, сами чувствовали, что на них можно любоваться; я заметил, что многие из них приняли более воинственную походку. Маганга, громадный Мниамвези выступал вперед подобно Голиафу, готовому сразиться в одиночку с Мирамбо и его тысячью воинов. Веселый Камизи шел под своей ношей, стараясь подражать льву, а грубый шутник, неисправимый Улименго своей походкой напоминал кошку. Но их молчание не могло долго продолжаться. Тщеславие было слишком напыщенно, красные платья постоянно развевались перед глазами, и было бы удивительно, если б они еще полчаса сохранили эту серьезную важность.

Улименго первый прервал молчание. Он сам произвел себя в кирангоци или проводники и нес знамя, американский флаг, который, по мнению людей, должен был поселить ужас в сердцах неприятеля. Обернувшись лицом к армии, он громко запел, переходя из умеренного тона в воинственный и затем торжествующий:

Это было самое странное пение, которое продолжалось весь день без перерыва.

В первый день мы остановились в деревне Банбона, расположенной в мили на юго-запад от естественной крепости-холма Зимбили. Бомбай совершенно забыл свое неудовольствие и прогнал упрямые мысли, вызвавшие мой гнев, люди вели себя великолепно, и я велел принести помбэ, чтоб поддержать их храбрость, которою, по их мнению, они были воодушевлены.

На другой день мы пришли в Мазанги. Вскоре мена посетил Суд, сын Саида бин-Маджида, который сообщил мне, что арабы ждут мена и не хотят идти в Мфуто до моего прихода.

В восточный Мфуто, лежащей в шести часах ходьбы отсюда, мы пришли на третий день по выходе из Унианиембэ. Шау лег на дороге, объявив, что не может идти дальше. Это известие мне принес один из отставших. Я был принужден послать людей принести его в лагерь, хота все они очень устали после долгого пути. Обещание награды побудило шесть человек отправиться в сумерки в лес искать Шау, который, как полагали, отстал от лагеря на три часа ходьбы.

Люди вернулись около двух часов пополуночи; они всю дорогу пронесли Шау на своих плечах. Я встал с постели, препроводил его в свою палатку и осмотрев, убедился, что он не страдает лихорадкой; на мои вопросы он отвечал, что не может совсем идти, что он чувствует страшную слабость, так что не в состоянии пошевельнуть ни одним членом. Я дал ему стакан портвейна и миску саговой кашицы, и затем мы оба уснули.

На другой день рано утром мы пришли в Мфуто, место render-vous арабской армии. Следующий день был назначен для отдыха, чтоб подкрепить наши силы мясом быков, которых мы закололи в изобилии.

Состав нашей армии был следующий:

Шейх Саид бин Салим — 25 человек

'' Камисc бин Абдулах — 250 ''

'' Тани бин Абдулах — 80 ''

'' Миссуд бин Абдулах — 75 ''

'' Абдулах бин Муссуд — 80 ''

'' Али бин Саид бин Назиб — 250 ''

'' Назур бин Муссуд — 50 ''

'' Гамед Кимиани — 70 ''

'' Шейх Хамдам — 30 ''

'' Саид бин Хабиб — 50 ''

'' Салим бин Саиф — 100 ''

'' Сунгуру — 25 ''

'' Сарбако — 25 ''

'' Суд бин Саид бин Маджид — 50 ''

'' Магомет бин Муссуд — 30 ''

'' Саид бин Хамед — 90 ''

'' «Геральд» экспедиция — 50 ''

'' Мкаэнва — 800 ''

Независимые начальники и их свита — 300 ''

Остальных — 125 ''

Всего 2,255; из них 1500 человек были вооружены ружьями, кремневыми немецкими и английскими двухствольными ружьями, английскими и американскими пистолетам. Кроме ружей у них по большей части были пики и большие ножи, которыми они отрубали головы и рубили тело уже мертвых врагов. Порох и пули были в изобилии: некоторые из людей получили по 100 зарядов, я дал каждому из своих по шестидесяти зарядов.

Мы вышли из крепости Мфуто с развевающимися знаменами, указывающими на различных начальников, с трубящими рогами, с боем барабана гомас, благословениями мулл и счастливыми предсказаниями предвещателей, астрологов и толкователей корана. — Смотря на все это, кто бы мог предсказать, что эта громадная сила меньше чем через неделю прибежит назад в крепость Мфуто, едва помня себя от страха.

Мы вышли из Мфуто на битву с Мирамбо 8-го августа.

Все мое имущество было спрятано в Мфуто; оно было готово к отправлению в Уджиджи в случае победы, и обезопасено на случай неудачи.

Не доходя до Уманды, я слег от страшного припадка перемежающейся лихорадки, которая меня не оставляла всю ночь.

В Уманде в шести часах от Мфуто наши воины выкрасили себя снадобьем, приготовленным для них знахарями. Это была смесь из цветка матама и сока травы, свойства которой известны только ваганго и ваниамвези.

4-го августа в 6 часов пополудни мы были готовы в дорогу; перед выступлением из деревни оратор ваниамвези произнес маннемо или спич.

«Слова! Слова! Слова! Слушайте сыны Мвазива, дети Униамвези! дорога перед вами, лесные хищники ждут вас; да, они хищники, они грабят ваши караваны, воруют слоновую кость, убивают ваших жен. Смотрите, с вами арабы, с вами, Ель Вали арабского султана, с вами белый человек. Сын Мказивы тоже с вами; сражайтесь, убивайте, забирайте в плен, берите платье, берите скот, убивайте и ешьте его! Ступайте!»