Василий Витковский - За океан. Путевые записки

Словом, я провел время самым приятным образом, как бы в кругу давнишних хороших знакомых. Между прочим развлекались и музыкою, причём хозяйка играла хоть и не совсем опрятно, но со вкусом.

Наконец надо было собираться на станцию, куда более 40 верст Вместе с нами вызвались ехать и приезжие гости, мужчины и женщины, у которых была огромная крытая колымага, запряженная четверкою цугом. Мне было крайне совестно расставаться с хозяевами, не поблагодарив их каким-нибудь существенным образом, но Лоу заявил, что они очень рады посещению русского путешественника и ни за что не взяли бы денег. Когда я сел уже в телегу, хозяйка вынесла мне еще корзину великолепных плодов для развлечения в пути.

Благодаря хорошей дороге по обрывам каньона, мы выбрались наверх довольно скоро; я бросил последний взгляд на цветущий оазис и его красивые Голубые озера — и вот опять предо мною голая пустыня. Впереди нас ехала колымага и поднимала ужасную пыль, так что я попросил Лоу перегнать ее. Это было тем более необходимо, что лошади в колымаге еще не успели отдохнуть после длинного пути сюда и шли тихо. Вскоре мы оставили колымагу далеко позади.

Солнце стояло уже низко и быстро приближалось, к горизонту. Я наслаждался такой же чудной картиной, как и третьего дня, с той разницей, что самый закат происходил теперь прямо против меня, и не нужно было беспрерывно оборачиваться назад. Опять показались фиолетовые и пурпуровые полосы. За два дня успела народиться новая Луна, в виде небольшого серпа, и по мере того, как Солнце скрывалось за горизонт, серп Луны становился всё ярче и краснее. После заката Солнца закатилась наконец и Луна, и мы неслись по пустыне почти в темноте, только индейские маяки — каменные кучи — вырисовывались темными силуэтами. Опять все 40 верст мы проехали без остановок. Около 10-ти часов вечера показались огоньки: это станция и городок Шошон.

Дороги по пустыне нет и каждый едет, руководясь лишь индейскими маяками, поэтому немудрено, что при самом въезде в городок мы в темноте пересекли какую-то канаву. Тут лошади испугались и, завернув, понесли нас обратно в пустыню. Это неожиданное приключение мне не понравилось, потому что лошади легко могли бы разбить телегу, и мне с вещами пришлось бы тащиться пешком и, пожалуй, опоздать к намеченному поезду. Однако, к счастью, лошади, покружив в пустыне, скоро успокоились, и мы благополучно прибыли на станцию.

Расставаясь с любезным Лоу, который в течение двух дней был мне и извозчиком, и проводником, и даже поваром, я опять был поставлен в неловкое положение, каким образом вознаградить его за все оказанные услуги. Как я ни уговаривал и ни упрашивал, он был непреклонен и прямо сказал, что считает себя джентльменом, и потому не может взять денег. Ему было очень приятно мое общество и он очень благодарен за мои рассказы о России, о которой он имел до сих пор самые превратные понятия. Словом, мы расстались, как старые друзья. Он дождался со мною поезда на платформе и помог мне еще устроиться в вагоне.

Если мне приходилось и раньше пользоваться вниманием и услугами незнакомых людей на материке Америки, то это были представители просвещения, привыкшие и сами встречать радушный прием товарищей по науке на ученых съездах, получивших такое большое развитие в последнее время во всех образованных государствах; поэтому как ни были отрадны описанные уже встречи, но они не поражали меня полною неожиданностью. Здесь же, в одном язь наиболее глухих уголков Соединенных Штатов, случай привел меня натолкнулся на сердечное отношение со стороны самых обыкновенных фермеров, людей совершенно чуждых науке. Это одно составляет уже драгоценное нравственное приобретение, доказывающее, что человек далеко не так зол, как представляется некоторым, во что бы то ни стало желающим смотреть мрачно и враждебно на всех окружающих.

Из Шошона я хотел пробраться на север, чтобы попасть на Северную Тихоокеанскую железную дорогу (Northen Pacific R. R.) и ехать в знаменитый Иеллостонский парк, посещение которого я наметил себе еще до выезда из России. Для этого мне пришлось ехать сперва по линии Union Pacific прямо на восток до станции Покателло (Pocatello), а там пересесть на ветку Айдахо Дивижен (Idaho Division), имеющую меридиональное направление.

При пересадке на станции Покателло со мной случилось довольно неприятное приключение. Богатые американские туристы, предпринимая большие путешествия целыми компаниями, весьма часто берут совершенно отдельный вагон, так называемый турист-кар (Turist car), в котором и совершают всё свое путешествие без пересадок, располагаясь в нём, как дома; при продолжительных остановках вагон отводится на запасный путь, и туристы живут там целыми неделями, не обращаясь к гостиницам. При таких вагонах, устроенных весьма роскошно, имеется обыкновенно бессменный кондуктор — негр. Понятно, что туристы, заплатив за весь вагон, желают быть одни в своей компании; но по наружности турист-кар ничем не отличается от прочих, и только у входа вывешивается доска с надписью «private» (частный, отдельный). Есть и собственные вагоны американских миллионеров. Всех этих тонкостей я еще не знал и вот иду себе в первый попавшийся на глаза и ближайший вагон; надписи я не заметил, да и трудно было видеть в темноте: пересадка совершалась в 3 часа утра. Войдя в сенцы вагона, вижу, из боковой двери выскакивает негр и начинает что-то говорить. Будучи крайне измучен предыдущими днями, проведенными в странствованиях по Змеиной реке и желая теперь поскорее занять место, я не вслушался и не обратил внимания на его слова. Тогда негр схватил меня за рукав пальто и потащил к выходу. Конечно, кондуктор исполнял лишь свою обязанность верного цербера, оберегая сон туристов и, вероятно, принял меня за какого-нибудь злоумышленника. Но мне некогда было соображать, я опасался, что поезд может тронуться, и я не успею перейти в другой вагон, а видя, что какой-то черномазый осмелился схватить меня за рукав, я ударил его по шее и продолжал идти вперед. Негр удивился моему образу действий, но, по-видимому, принял меня теперь за важного путешественника и, подойдя, уже очень вежливо стал объяснять, что это «турист-кар», и посторонние пассажиры сюда не допускаются. Поняв, в чём дело и, разумеется, извинясь, я вышел и устроился в другом вагоне.

Так как до рассвета было уже недолго, и я хотел любоваться предстоящим перевалом через отрог Скалистых гор, на границе штатов Айдахо и Монтана, то я не взял места в спальном вагоне, а сел в обыкновенный, с практично устроенными креслами с откидными спинками. Пассажиров было очень мало, а ночь стояла жаркая; я снял пальто, поднял окно (т. е. открыл его) и, расположившись в кресле, скоро заснул.