Вячеслав Пальман - На суше и на море 1979

Ох, и наломался он, пока выстроил эти избушки, печи поставил, устроил все. Стоят избушки, значит, не пропадешь. Только бы медведи не баловались.

— Каждый год лезут. Муку, сахар, крупу раскидают, печку разворотят. Придешь, думаешь отдохнуть, отогреться. Как-то раз подошел, а он там. Высунулся из окна, башкой вертит. Еле выгнал.

Сергей Александрович гладит ноющее колено, кривится от боли.

— Я на этих медведей злой очень. Сам посуди. Мне с осени надо все завезти на участок: продукты, припасы. Это сорок километров по Селемдже да еще сотня по Силиткану — там избушки. Раньше на шесте ходил. Столько работы! А медведь в час раскидает все. Ведь я один там. Ну, собака еще. Ну, транзистор-друг; он бормочет — мне кажется, кто-то рядом есть. Замерзнешь в тайге, к ночи дело, бежишь к избушке-то, а печка сломана, окно выбил этот зверюга. Выходит, продукты и все другое я ему тащил?

— Вы и сейчас с шестом ходите по реке?

— Куда там! Мотор. Все охотники, у кого участки по рекам, с мотором.

— А почему лодка долбленая?

— Оморочка-то? Без нее нельзя. Я по порогам хожу, оморочка скользит по камням, а железная… вывернет ее. Я, вишь, в прошлом году восемьдесят соболей сдал. Соболь к нам недавно пришел, много его. Главное, подготовиться надо, завезти все на участок, а без оморочки ненадежно.

Он тянется к окну, смотрит, морщась, на небо.

— Может, от погоды скрутило? У нас это время всегда дожди. Тут, на Селемдже, такое бывает… Заходи, не стесняйся. Поговорим. Запомнил дом мой?

Дождь все сильнее. Лужи покрыты пузырями, земля уже не впитывает воду. На Селемдже началось наводнение. Река разлилась, скрылись пороги, косы. Стремительно несутся старые бревна, смытые с берегов. Облака медленно ползут, перебираясь с сопки на сопку, и из них льет, льет, не переставая. Несколько дней назад Селемджу можно было перейти в высоких резиновых сапогах. Сегодня какой-то гул идет от реки. Паром тросом притянут к берегу, рядом дежурит трактор. Время от времени — по мере разлива реки — он подтягивает паром поближе к берегу.

— Ох, мать честная, — старик перевозчик хлопает себя по бокам. — Зальет их.

— Кого зальет?

— Трое там, с машиной, отрезаны. Ночь уже отсидели.

На машине эти люди спешили к парому, торопились домой. Кое-как проскочили протоку, выехали на остров. Теперь — ни вперед, ни назад, как в ловушке. С одной стороны — протока, с другой — русло реки. Паром не ходит, лодке бурное течение Селемджи не под силу. А вода поднимается, быстро поднимается.

— Где же стрекозелы? — перевозчик ругается. Это он о вертолетах.

— Дед, ты чего лаешься? — останавливает его тракторист. — Ты видишь, где облака? Понимать надо. Вертолет в такую погоду не пустят. Запросто могут гробануться.

— Люди же… Зальет их.

— А ты не паникуй, дед. Уже в Благовещенск звонили, к начальству авиационному. Чтоб, значит, разрешили, в виде исключения.

— Так чего разрешения не дают?

— Да звонят, я тебе говорю. — Тракторист отворачивается и добавляет негромко: — У-у, старый пень.

Поднимаясь по берегу, захожу в райком партии, к первому секретарю Анне Андреевне Дараган. Она обзванивает поселки — все ли в порядке на территории района? Секретарь время от времени посматривает на красный телефон, который соединяет Экимчан с областным центром.

— Я понимаю, есть риск — поднять сейчас вертолет. У летчиков жесткие правила. — Анна Андреевна говорит спокойно, но голос ее слегка дрожит. — Мы не можем оставить людей на острове.

На ее столе кипа телеграмм. В каждой сведения об уровне воды. Кое-где вода поднялась до отметки шесть метров — это нижнее течение Селемджи. Четыре года назад там было семь метров сорок сантиметров.

— Положение близко к угрожающему. Прогноз: дожди на несколько дней по всему району. А район у нас — сорок шесть тысяч квадратных километров. И со всей этой площади вода скатывается в Селемджу. Сотни рек, речушек, ручьев — у нас горы, вода не задерживается.

Анна Андреевна опять снимает трубку.

— Стойба? У вас как?.. Норск? Все спокойно?

В бассейне Селемджи добывают золото. Драги стоят в руслах рек. В 1972 году одну затопило. Сейчас вновь нависла угроза подтопления.

— Мы спокойны за верхние участки района. Там поселки на высоких берегах. А внизу… Долины, мари. Особенно беспокоят Норск, Февральское. Правда, через Февральское проходит Байкало-Амурская магистраль, там строители, техника — всегда помогут.

В районе объявлено чрезвычайное положение. Создана специальная комиссия во главе с председателем райисполкома.

Из райкома вышел к реке. Желтая с пеной вода крутит коряги. Уже плывут зеленые деревья с пучками корней.

У реки стоят люди, молчат. Вода прибывает. Опускается туман. Что же будет с теми, отрезанными Селемджой и ее протокой? Ах, черт возьми, молодцы летчики! Слышен рокот вертолета, вот он и сам, маленький красный Ми-1. Он опускается в туман на противоположном берегу и через минуту взмывает вверх.

Теперь можно спокойно покурить, поговорить.

— Вот дело какое, еще бы немного — и туман все закрыл.

— А помнишь, плывет дом, из трубы дым идет?

— Около нас это было, в 1972 году.

Каждый год здесь в июне — июле паводки. Самые большие были в 1958 ив 1972 годах. Экимчан лет двадцать назад располагался на другом берегу. Почти все дома смыло, одна избушка осталась.

Еще один дождливый день. Вода прибывает, так и ползет по берегу вверх. Очень неприятно на это смотреть. Тоскливо мычит корова. Залило остров перед гостиницей, торчат одни верхушки деревьев. По ним проносятся бревна. Кора с деревьев содрана, они дрожат белыми хлыстами, словно это удочки и на крючке крупная рыба дергает.

Узнаю, что смыло километр ЛЭП. На одной драге никак не удается снять вахту — вертолеты не летают, густой туман, а лодка не пройдет. В Февральском подтопило десять домов, люди сидят на чердаках. В Харбе нет электроэнергии. К Норску все дороги отрезаны. Там много складов, товары поднимают на крыши. В Экимчане дождь перестал, но вода по-прежнему прибывает.

Вечером я встретил у райкома Дараган.

— Людей с драги сняли, — говорит она. — Кажется, все обошлось благополучно. Завтра вода начнет спадать. Теперь нам на месяц работы — ремонтировать, строить…

Ночью не вытерпел, зашел в райисполком. Дежурный молча пододвинул ко мне сводку. В Экимчане вода поднялась на четыреста пятьдесят сантиметров, в Стойбе — на пятьсот, в Норске — на шестьсот пятьдесят. Жертв в районе нет. Вошла сторожиха, полная пожилая женщина.

— Бедные норские. Каждый почти год их затопляет. Подмажут только дома — и снова та же работа.

— Терпеливый народ, — соглашается дежурный.

— Неужто на эту речку нет управы? — со слезами в голосе говорит сторожиха.