Джеральд Даррелл - Моя семья и другие звери

Поначалу она сильно завидовала нашим дневным и ночным заплывам, а когда мы предлагали ей присоединиться, она неизменно отвечала, что слишком стара для таких развлечений. Но в конце концов под нашим нажимом мать съездила в город и вернулась, стыдливо прижимая к себе таинственный сверток. Когда она его развернула, мы остолбенели, увидев на редкость бесформенную одежку из черной материи с великим множеством оборочек, рюшечек и складочек.

– Ну, как вам? – поинтересовалась она.

Мы таращились на чудно́е одеяние, гадая о его назначении.

– Что это? – после затянувшейся паузы спросил Ларри.

– Купальный костюм, – ответила мать. – А по-твоему, это что?

– Похоже на плохо освежеванного кита, – приглядевшись, сказал Ларри.

– Ты собираешься это надеть? – в ужасе спросила Марго. – Такое могли сотворить в каком-нибудь двадцатом году.

– Для чего все эти рюшечки? – с любопытством спросил Ларри.

– Для украшения, для чего ж еще! – с негодованием воскликнула мать.

– Отличная идея! Не забудь вытряхнуть из них рыбок, когда будешь выходить из воды.

– А мне нравится, – твердо сказала мать, снова заворачивая это уродство. – И я буду его носить.

– Смотри не утони во всем этом, – с озабоченным видом сказал Лесли.

– Мама, это же просто кошмар, его нельзя носить, – сказала Марго. – Почему ты не купила что-нибудь посовременнее?

– Дорогая, когда тебе будет столько, сколько мне, ты не сможешь ходить в плавочках и бюстгальтере… фигура уже не та.

– Интересно, на какую фигуру это было рассчитано? – спросил Ларри.

– Ты безнадежна, – отчаялась Марго.

– Говорю же, мне нравится. И я не предлагаю тебе его носить, – с вызовом бросила ей мать.

– Ну и правильно, – согласился с ней Ларри. – Делай, что тебе нравится, и никого не слушай. Если ты отрастишь еще три-четыре ноги, очень может быть, что он тебе даже пойдет.

Мать негодующе фыркнула и пошла наверх примерять купальник. Вскоре она нас позвала оценить результат, и мы все дружно потопали наверх. Первым в ее спальню ворвался Роджер, и, увидев загадочное привидение в объемистых черных одеждах с кучей оборок, он спешно ретировался с яростным лаем. Не сразу нам удалось его убедить в том, что перед ним наша мать, и даже после этого он продолжал на нее коситься с некоторым недоверием. Невзирая на все нападки, мать отстояла свой купальный костюм, напоминавший туристическую палатку, и в конце концов мы отступили.

Дабы как-то отметить ее первое морское купание, мы решили устроить в бухте пикник под Луной и послали приглашение Теодору, единственному постороннему, против которого мать не возражала. И вот подошел день великого погружения, мы заготовили еду и вино, почистили лодку и набросали туда подушек, а тут и Теодор пожаловал. Узнав, что мы запланировали пикник и заплыв под Луной, он нам сообщил, что в эту ночь Луны не будет. Все стали обвинять друг друга в том, что не выяснили заранее, и перепалка продолжалась до наступления сумерек. Под конец было решено, раз уж подготовились, ничего не отменять, и мы потрусили к бухте со всей жратвой, вином, полотенцами и пачками сигарет. Мы с Теодором уселись на нос смотрящими, мать была у нас за рулевого, а остальные сменяли друг друга на веслах. Так как глаза матери не привыкли к темноте, она умело водила нас по кругу, и после десяти минут энергичных гребков перед нами вдруг вырос причал, в который мы с треском и врезались. Это нашу мать не смутило, и она, впав в другую крайность, увела нас в открытое море, и, если бы Лесли вовремя не обратил внимания, мы бы наверняка очутились где-нибудь у албанского побережья. После чего Марго взяла руление в свои руки, и у нее это неплохо получалось, разве что в кризисные минуты ее охватывало смятение, и она забывала, что для поворота направо надо повернуть руль влево. В результате мы минут десять корячились, чтобы столкнуть лодку с подводного камня, на который Марго нас по ошибке посадила. Подытоживая, можно сказать, что для матери первое морское купание получилось запоминающимся.

Но мы все-таки добрались до бухты, расстелили на песке подстилки, разложили еду, выстроили в ряд батальон винных бутылок в прохладной протоке, и наступила историческая минута. Под дружное подбадривание мать сняла с себя домашний халат и осталась во всем великолепии, в своем купальном костюме, в котором она выглядела, по словам Ларри, как морской вариант мемориала Альберта [8] Причудливый мемориал в честь принца Альберта, умершего от тифа в 1861 г., установлен в Лондоне в Кенсингтонском саду. . До сих пор Роджер вел себя очень хорошо. Но, увидев мать, величественно шествующую по мелководью, он страшно перевозбудился. Видимо, принял купальный костюм за этакое морское чудище, которое всю ее облапило и сейчас увлекает в пучину. С яростным лаем он бросился ей на помощь, вцепился в одну из бесчисленных оборок и изо всех сил потащил назад мать, только что пожаловавшуюся на холодноватую воду. Взвизгнув от страха, она потеряла равновесие и тяжело осела на мелководье, а Роджер продолжал тянуть, пока не оторвал одну оборку. Обрадованный тем, что враг разваливается на глазах, пес подбодрил мать рычанием и принялся с нее срывать то, что осталось от чудища морского. Не в силах сдержаться, мы покатывались со смеху на берегу, пока наша мать отчаянно пыталась встать на ноги и отбивалась от Роджера в надежде сохранить хотя бы остатки своего одеяния. К несчастью, из-за особой плотности материала воздуху под ним некуда было деться, и вскоре купальный костюм раздулся, как воздушный шар, что еще больше усложнило матери задачу. В конце концов Теодор сумел отогнать Роджера и помог ей встать. После того как мы выпили вина за чудесное спасение Андромеды благородным Персеем, как выразился Ларри, все пошли плавать, мать же благоразумно сидела в мелкой воде, а Роджер, устроившись рядом, угрожающе рычал всякий раз, когда ее костюм надувался вокруг поясницы и начинал ходить ходуном.

В ту ночь море фосфоресцировало особенно красиво. Проведя рукой по воде, ты оставлял на поверхности широкую золотисто-зеленую ленту холодного огня, а когда нырял, то казалось, что погружаешься в покрытую изморозью печь с мерцающим светом. Наплававшись, мы выходили на берег, и стекающая по телу вода создавала иллюзию, что ты охвачен пламенем. Мы улеглись на песок и приступили к трапезе, а под занавес откупорили вино, и, словно по уговору, в кронах олив у нас за спиной появились первые светлячки – такая увертюра к спектаклю.

Сначала это были два-три зеленых пятнышка, ровно скользящих и регулярно вспыхивающих среди деревьев. Но постепенно их становилось все больше и больше, пока здесь и там рощу не охватило загадочное зеленоватое сияние. Еще никогда мы не видели такое количество светлячков в одном месте; они стаей проносились сквозь кроны, ползали в траве, в кустах, по стволам, тучей проносились над нашими головами и усаживались на подстилки тлеющими углями. Их мерцающие стайки летали над бухтой у самой воды. А потом, как по команде, появились морские свиньи, двигавшиеся дружной колонной, ритмично, и спины их казались смазанными фосфором. Посередине бухты они завели хоровод, ныряя и поворачиваясь, а иногда выпрыгивая из воды и падая в пылающий световой костер. Светлячки наверху, сияющие дельфиноподобные существа внизу – фантастическое зрелище. Просматривались даже светящиеся подводные дорожки, по которым морские свиньи проплывали вблизи песчаного дна, а когда они выпрыгивали из воды, с них падали яркие изумрудные капли, и невозможно было определить, что́ это на самом деле – фосфоресцирующие капли или светлячки. Около часа мы следили за этим представлением, потом светлячки ушли к береговой линии, а морские свиньи снова выстроились в колонну и устремились в море, оставляя за собой огненный след, который какое-то время переливался, прежде чем тихо потухнуть, – как будто догорела длинная жердь, кем-то переброшенная через всю бухту.