Джен Лин-Лью - Путь лапши. От Китая до Италии

– В прошлом мы обычно чтили наших мужчин и чуть ли не поклонялись им, – сказала она.

– Я так далеко никогда не заходила! – воскликнула Асли.

– Я стригла ногти на ногах своему бывшему мужу, – добавила подруга. – Я косточки из винограда для него вынимала!

Я упомянула, что, проехав по всей Турции, видела очень большой диапазон женской автономии в стране, от женщин на побережье, которые имеют свой бизнес и не согласны со многим мириться, до женщин на востоке, которым не разрешается свободно общаться в ресторанах и даже в их собственных домах. Асли с посетительницами сказали, что все дело в том, из какой социальной группы происходит женщина, и в ее образовании.

– Если вы не получили образования, то положение гораздо хуже. Турецкие мужчины уважают образованных женщин, или, по крайней мере, ими нельзя легко управлять, – сказала Асли.

Тут зазвонил ее мобильный телефон. Это был Галук, который хотел знать, во сколько она вернется домой и что будет на ужин. Асли ответила ему, что если он хочет есть, то лучше прийти в ресторан, потому что мы все еще продолжаем готовить.

– Видите ли, турецкие мужчины хотят, чтобы жены сидели дома, – сказала Асли. – Но он знает, что со мной это никак не получится. Мне повезло с мужем.

Когда булгур был готов, женщины ушли и появился Галук в поисках ужина. Он наблюдал, а Асли показывала мне, как готовить сак кавурму – кусочки говядины, которые нужно жарить, постоянно помешивая, с красным болгарским перцем и репчатым луком. Сак означает котел, который напоминает вок, и Асли подозревала, что само блюдо имеет китайское происхождение. Его до сих пор обычно подают во время остановок на шоссе.

– В любом случае это очень древний способ приготовления мяса, – сказала она.

– У него вкус еды кочевников, – добавил Галук. – А китайцы-кочевники… это тюрки!

Асли засмеялась. Несмотря на ее грубоватость и некоторую угрюмость и замкнутость, которые отличали и ее, и Галука, у них были неплохие отношения, в особенности в стране, где так много разводов. Да, казалось, что Асли несет на себе большую часть ноши, но организация дел в их случае срабатывала. Я часто замечала, как один из них тянется к руке другого или они обмениваются нежным взглядом.

Когда мы ели, я спросила у Галука его мнение о Турции.

– После Второй мировой войны Турция стала превращаться в страну западного мира, – сказал он. – Но нас никогда по-настоящему не уважали на Западе. Вместо этого мы – государство, которым манипулируют, мы находимся посредине, даже несмотря на наши сильные исторические связи с миром. Турцию часто называют мостом. Но мы больше, чем мост. Мы – страна.

– Мы никогда не вступим в ЕС, – сказала Асли. – Это христианский клуб! Они нас не примут.

– Если они пустили чехов, румын и болгар, то должны и нас принять, – спорил Галук.

Этот разговор частично утратил смысл несколько месяцев спустя, после того как в Европейском союзе возник хаос, а у Греции и Италии начались серьезные финансовые проблемы. Возможно, для Турции лучше, что они не входят в ЕС. По крайней мере, так стали считать турки.

Но тогда Асли перешла от размышлений о политике к подаче десерта – кусочки жареной засахаренной тыквы с капельками жирного каймака .

– Тебе нравится моя тыква? – спросила она у Галука. – Это важнее всего.

С курорта были видны три мерцающих на солнце греческих острова в Эгейском море, которые манили, как сирены в «Одиссее». Мой путь в Италию пролегал через острова. Я могла бы сесть на самолет за двести долларов и через два часа оказаться в Италии. Но полет на самолете казался неправильным после моего путешествия по суше. Я хотела путешествовать так, как это делали в старые времена до появления самолетов. Поэтому я выбрала более дорогой вариант, который включал быстроходный катер, ночной паром и поездку на автобусе по материковой части Греции и снова ночной паром. Моей целью было прибыть в Италию к Пасхе, до которой оставалось три дня с даты моего очередного отправления в путь. Рано утром я села на быстроходный катер в гавани Бодрума. До Греции было примерно 20 километров, и путешествие заняло меньше времени, чем долгие формальности на границе с каждой стороны. Паспорта очень внимательно изучали, перед тем как позволить пассажирам пройти сквозь официальные ворота в Европу.

Я ступила на крошечный греческий остров Кос и побродила по городу, пока ждала ночного парома в Афины. Бело-голубой полосатый греческий флаг сменил красно-белый турецкий. Вместо римского появился греческий алфавит. На острове стояли две мечети, но церквей было гораздо больше, их шпили украшал греческий православный крест.

Признаки греческого экономического краха, который случился год назад, были везде – практически каждый второй магазин был или закрыт, или стоял пустым.

Я спросила, где найти ресторан, где подают местную еду, и в конце концов оказалась в «Mummy’s Cooking», таверне на тихой улочке, которой заправляет одна семья. Мать семейства, полная дама, скорее бабушка, показала мне кухню, открыла крышки различных кастрюль, где готовилось жаркое из овощей, которое в период Великого поста готовится в гораздо больших объемах, чем обычно. Но я изголодалась по свинине, и мой аппетит еще усилился, когда я лицезрела палки салями и куски ветчины, свисавшие с крюков в гастрономе. Они наполняли воздух сладким ароматом копченостей. Также по пути я видела многочисленные вывески – предлагались свиные сувлаки, свиные гиро и сэндвичи с беконом.

Сын хозяйки усадил меня за столик и тут же принес тарелку с большой свиной котлетой, которую потушили, предварительно обжарив. Она была покрыта сыром, помидорами и репчатым луком. Я спросила его, как называется это блюдо.

– Это мамина свинина! У блюда нет названия! – ответил он, целуя кончики пальцев, а потом широко их разводя многозначительным жестом.

Свинину подавали с пилавом из риса и вермишели и фаршированными виноградными листьями, которые напомнили мне о Турции. А после обеда, пока я гуляла по городу, я видела самые разнообразные знакомые вещи. В одном кафе маленькие чашечки нефильтрованного крепкого кофе называли греческим кофе. В кондитерских желе, посыпанное сахарной пудрой, называлось «Greek Delights». Треугольники из вытяжного теста, фаршированные шпинатом, называли не борек , а спанакопита . В барах мужчины пили стаканчики анисовой водки узо , и от этих стаканчиков пахло подозрительно похоже на ракию. Турецкая сладость халва была переименована в хайлоглу . Мясо, которое жарилось на вертикальных вертелах, называлось сувлаки и гиро , а не кебабы. Я также увидела в меню много йогуртов, а после того, как я заказала йогурт в одном кафе, я проглотила огромный десерт – стакан жирного молочного продукта с медом и взбитыми сливками сверху. На самом деле йогурт был таким хорошим на протяжении всего Шелкового пути, что мне потом было сложно наслаждаться им в других местах, в особенности в Америке, где «греческие» йогурты по непомерно высокой цене начали наводнять супермаркеты.