Тим Северин - По пути Синдбада

Таможня располагалась на втором этаже двухэтажного здания, которое когда-то имело вполне приемлемый вид, о чем говорили красная черепичная крыша и высокие окна с видом на море. Однако со времени сооружения здания его, насколько я рассудил, ни разу не ремонтировали: на побеленных наружных стенах там и сям виднелись пятна зеленой плесени, перила лестницы, по которой я подымался, шатались, ибо их стойки были изъедены древоточцами, а на втором этаже, чтобы попасть в таможню, мне пришлось обойти осевшие половицы. Вероятно, ни разу не ремонтировалась и пристань, находившаяся поблизости: в деревянном настиле зияли дыры. Впрочем, пристанью этой, видно, давно не пользовались: ни таможенного, ни полицейского катера мне увидеть не довелось, и потому пришедшее в Каликут судно, пребывая на рейде, могло дожидаться таможенного досмотра целую вечность.

Помещение, где находилась таможня, тоже оставляло желать лучшего. Шкаф с повисшей на петле дверцей, покосившийся стол и несколько жестких стульев составляли всю его обстановку. Так же невзрачно выглядела и комната, куда я принес паспорта членов нашего экипажа для прохождения паспортного контроля. Пока сержант специальной службы [44] Специальная служба — здесь: служба, осуществляющая функции политической полиции. их изучал, я заглянул в его служебный журнал, из которого стало ясно, что за последний год в Каликут заходило всего лишь пять иностранных судов — все небольшие дау. А вот штат таможни и службы паспортного контроля был чрезмерно раздут: я насчитал двенадцать таможенников и семь полицейских. В том же здании находилось и управление порта, состоявшее из начальника, его заместителя и большого количества клерков, изнывавших от безделья и скуки. Индийская бюрократия пустила корни и в Каликуте.

В результате переговоров начальство порта предоставило нам буксир, чтобы отвести «Сохар» в Бейпор, порт, расположенный в 10 милях южнее, в устье одноименной реки, и являющийся гаванью Каликута. Логичнее улаживать все формальности в Бейпоре, но индийские власти устроили по-другому, разместив службы таможенного и паспортного контроля в официальном порте прибытия. Однако предоставленный нам буксир сломался, едва подойдя к «Сохару», и только на следующий день мы отправились в Бейпор.

Бейпорский порт, многолюдный и шумный, грязный и пахнувший чем-то совершенно невообразимым и невыносимым, пожалуй, походил на порты Гулля и Генуи времен XVIII столетия, когда они выглядели так же незавидно. Ночью поднимающиеся с реки ядовитые испарения окутали причалы и пришвартованные суда, так что виднелись лишь мачты, торчавшие, словно копья. Казалось, вот-вот раздастся предсмертный крик человека, вставшего поперек дороги неуступчивому злодею, плеск от тела, брошенного в зловонную воду. Временами мимо нашего корабля скользил силуэт каноэ, а иногда чья-то лодка крутилась около нашего якорного каната. Возможно, лодочники просто хотели поближе рассмотреть иностранный корабль, но могло быть иначе, и ночная вахта на судне, согласно моему указанию, бдительно несла службу, чтобы воспрепятствовать визиту незваных гостей, задумавших поживиться нашим имуществом.

Утром, едва взошло солнце, я вышел на палубу и огляделся по сторонам. По северному берегу Бейпора тянулся длинный ряд эллингов под крышами из пальмовых листьев — здесь закладывались и строились десятки деревянных судов. Местная верфь в настоящее время, видимо, самая крупная по количеству строящихся деревянных судов, имеет многовековую историю. Здесь издавна строились арабские аду, а после проникновения в Индию англичан — и корабли для Королевского флота. Говорят, что в знаменитом Трафальгарском сражении принимал участие и корабль, построенный в Бейпоре. У берега в мутной воде виднелось множество полузатопленных бревен, предназначенных для изготовления досок и бимсов. В четверти мили от нас, вверх по реке, виднелся морской вокзал, а на холме, поблизости от вокзала, — неказистое здание еще одной местной таможни. Воды реки, освещавшиеся первыми солнечными лучами, казались неприглядными, темно-серыми, но и когда солнце поднялось выше, краше они не стали, став цвета кофе с молоком. Южный берег реки зарос пальмами, прямая стена которых прерывалась кое-где заводями или уходившими вглубь дорогами. Устье реки было забито парусными судами: данги, тони, патмарами; одни стояли на якоре, другие лежали на берегу; их вытащили на сушу для кренгования.

День в Бейпоре начался с дружного, оглушительно громкого карканья индийских ворон, гнездившихся на кокосовых пальмах. Время от времени стая этих горлопанов взлетала и направлялась в городские кварталы — покопаться в отбросах. К сожалению, в город улетали не все. Многие предпочитали кормиться, перелетев реку, на берегу или на кораблях. Не оставляли они своим внимание и «Сохар», усаживаясь на мачты, оглашая воздух хриплыми голосами и бомбардируя пометом палубу. Временами, выждав подходящий момент, когда поблизости не оказывалось людей, они устремлялись вниз и хватали все, что напоминало съестное, даже прогорклый жир, которым мы смазывали корабельные блоки. Не оставляли наш корабль своим вниманием и местные жители. Одни целыми днями стояли на ближайшем причале, иные время от времени проплывали в каноэ мимо «Сохара»; и те и другие не сводили глаз с нашего корабля, походя на ворон, стремившихся чем-нибудь поживиться. Когда Салех выбросил за борт отслуживший свое кокосовый трос, от причала тут же отошла лодка, и лодочник, тощий старец, выудил этот трос из воды и проворно погреб обратно.

Тягостное окружение (царившая вокруг нищета, грязь, зловоние, тучи москитов и, ко всему прочему, изнуряющая жара при высокой влажности) угнетало находившихся на борту европейцев, да и приводило к апатии, пожалуй, весь экипаж. Чтобы преодолеть эту вялость, экипаж следовало чем-то занять. А работы было немало: нам предстояло поставить новые паруса, заменить кое-какой рангоут, освободиться от балласта, произвести кренгование и соорудить несколько ящиков, чтобы освободить палубу от вещей, которым на ней было не место. Однако дело упиралось в инертность портовых властей, предоставивших нам причал только после длительного обхаживания начальства. Даже закупить лесоматериал для рангоута оказалось нелегким делом. Пока я занимался организационной работой, «Сохар» праздно стоял в устье реки, лишь поворачиваясь на якоре под действием приливо-отливного течения.

На следующий день нашего пребывания в Бейпоре часть экипажа стала страдать расстройством желудка. Прошел день-другой, и этот неприятный недуг охватил всех. Причиной тому, насколько я рассудил, были плохо вымытые продукты — не хватало чистой воды. Река была схожа со сточной трубой, и использовать эту воду было немыслимо. Чистая вода имелась в колодце на берегу, но в нужном объеме ею было не запастись. К тому же однажды матросы обнаружили в ней опарышей. Тягостная окружающая атмосфера, усугублявшаяся болезнями, напоминала мне прочитанный рассказ о торговых судах, два века назад совершавших рейсы из Бейпора в Африку. Суда эти, ожидая погрузки, неделями простаивали в зловонном устье реки, что сопровождалось гниением кораблей и смертью матросов от лихорадки. За два века мало что изменилось. Вот в таких условиях мы встретили Рождество.