Тим Северин - По пути Синдбада

Не добившись успеха у клерков, я отправился к их начальнику, офицеру. Он сидел в своем кабинете, занятый чтением. Перед ним лежал роман Джона Фаулза «Волхв». Я приободрился, воспрянул духом: офицер — образованный человек и, возможно, войдет в мое положение. В моей библиотеке на судне имелся другой роман Фаулза — «Женщина французского лейтенанта». Выяснилось, что офицер не читал эту книгу, но с удовольствием прочел бы ее, ибо от «Волхва» пришел в восторг. На следующий день я передал офицеру «Женщину французского лейтенанта», а Шенби с билетом на самолет и месячным жалованьем отправился на автобусе в бомбейский аэропорт, чтобы улететь в Пакистан. За него я нисколько не беспокоился, был уверен: не пропадет — он умел приспосабливаться.

Шенби заменил Ибрагим Хасан, выходец с Миникоя. С ним я познакомился на Малабарском берегу Индии, когда посещал те края в поисках корабельного леса. Ибрагим был обычным клерком, не имевшим, по его убеждению, ни единого шанса достичь служебных высот, и теперь, когда я снова встретился с ним, он, узнав что мне нужен кок, изъявил желание занять вакантное место. Стряпать на большое количество ртов Ибрагиму не приходилось, но я рассудил, что кто бы ни стал коком на корабле, он будет готовить лучше, чем Шенби. Однако Ибрагим превзошел все мои ожидания. Он готовил прекрасно — язык проглотишь, что, понятно, благотворно сказалось на настроении в коллективе.

В Бейпоре наш экипаж покинули Роберт Мур, Джон Харвуд, Дейв Таттл, Трондур Патурссон и Мухаммед Исмаил. Первым троим следовало вернуться на службу, Трондуру предстояло готовиться к выставке своих живописных произведений, а Мухаммед после годового отсутствия решил вернуться к семье, проживавшей близ Каликута. Вместе с тем в Бейпоре наш экипаж пополнили Питер Ханнем, морской биолог, и моя девятилетняя дочь Ида, которой в школе предоставили отпуск, дав ей возможности принять участие в сказочном путешествии. Ида приехала вместе с Питером. Они встретились в Лондоне, а оттуда добирались до Бейпора сначала на самолете, потом на поезде и, наконец, на такси, проведя в дороге четверо суток.

Но еще не отправившись в путешествие, Ида уже попала в сказочный мир, с которым раньше могла ознакомиться только по иллюстрациям в книжках. От реки отходили узкие улочки, почти сразу же вливавшиеся в настоящий лабиринт переулков. На берегу у лодочного причала постоянно сновали люди. Наиболее колоритно выглядели носильщики, которые, устроив на голове большие корзины с рыбой, шли, сгибаясь под тяжестью, не забывая отметиться зычным криком, когда проходили мимо неказистого домика, в котором сидели учетчики пойманной рыбы. К берегу, к выкрашенным в зеленый цвет лодкам, на которых можно было переправиться через реку, сходились пассажиры: мужчины с велосипедами, женщины с тяжелыми сумками, дети с ранцами.

Вдоль улочек Бейпора тянулись лавки, представлявшие собой неказистые палатки с открытыми прилавками и навешанными над ними тентами. Здесь продавали овощи, фрукты, прохладительные напитки, одежду, мыло, галантерею. За подобным прилавком можно было увидеть даже портного, гладившего только что сшитую им рубашку старинным утюгом, наполненным раскаленными углями. А на редком свободном месте можно было увидеть мастерового, сушившего на земле ядра кокосов, идущих на изготовление копры. Женщины занимались своими делами: одни стирали, другие кормили коз, третьи в ступках толкли маниоку, а иные расчесывали длинные черные волосы своих дочерей, терпеливо стоявших рядом. Другие женщины сучили кокосовые волокна, после чего мужчины собирали свитые пряди в огромный клубок, поперечником, пожалуй, фута в четыре. Готовые клубки уносили на голове, и постороннему глазу казалось, что над толпой, заполнившей улицу, плывут огромные таинственные шары. Европейцу мог показаться странным и повстречавшийся человек в черной набедренной повязке, с выведенной на лбу темной полоской и бархатцем за ухом, — это паломник, побывавший в мусульманском святилище и совершивший обряд очищения, о чем свидетельствовали необычные атрибуты. В одном месте на окраине города слышался металлический звон. Там находилась кузница. Заглянув в кузницу, можно было увидеть, как подмастерье щипцами вытаскивает из горна раскаленную полоску металла и кладет ее осторожно на наковальню, после чего два кузнеца, орудуя специальными молотами, получают из этой полоски десятидюймовые корабельные гвозди [46] Речь идет о свободной ковке с применением молотов с фасонными бойками. .

Ранние арабские географы, рассказывая об Индии и называя ее Аль-Хинд, упоминали о сказочных богатствах этой страны, полной чудес. По их словам, Индия делилась в те времена по крайней мере на тридцать царств. Самым большим называлось царство, которым управлял царь царей из династии Баллахара, а самым маленьким полагался Текин, женщины которого считались самыми красивыми в Индии, и, когда царю из династии Баллахара приходила пора жениться, он брал себе в жены красавицу из Текина. Рассказывая о несметных богатствах Индии, арабские географы приводили такой пример: если в Гуджарате (одном из царств Индии) на проезжей дороге, на самом виду, лежал кусок золота, его ленились поднять. Индия вела оживленную торговлю с арабскими странами, и неудивительно, что в рассказах о Синдбаде-мореходе нередко фигурируют индийские купцы и торговцы. У арабов индийцы покупали породистых лошадей и лучшие в мире финики. Арабы покупали в Индии строительный лес, одежду, ткани и специи. Лучший индийский хлопок был настолько хорош, что пропускался через кольцо. Что касается специй, то арабы покупали эти товары главным образом в Каликуте или в Кулам Мали (городе близ Кочина), где грузили на корабли перец, имбирь, кардамон, корицу, гвоздику. К слову сказать, Васко да Гама, задавшись целью закупить специи, привел свои корабли в Каликут, воспользовавшись советом нанятого им в Восточной Африке штурмана.

Индия и поныне торгует лесом, одеждой, тканями, специями. К этим традиционным товарам экспорта постепенно добавились каучук, кофе, чай. И как в прежние времена, арабские торговые гости попивают по вечерам чай на верандах в компании своих индийских агентов, наблюдая, как солнце садится в воды Аравийского моря.

После того как мы закончили кренгование и заново покрыли подводную часть «Сохара» составом, успешно отражающим нашествие древоточцев, мы привели корабль к отведенному нам причалу. Здесь мы вернули в трюм выгруженный на время балласт и поставили новые паруса. На корабле к тому времени появился новый бушприт, а грота-рей был частично стесан, чтобы уменьшить его вес. Пока мы ставили паруса и готовились к продолжению плавания, плотники сколотили шесть больших ящиков, куда я намеревался сложить загромождавшие палубу вещи не первой необходимости. Эти плотницкие работы выполняли мои давнишние знакомые — «зеленые рубашки», принимавшие участие в строительстве корабля. Услышав, что «Сохар» пришел в Бейпор, шесть «зеленых рубашек», оставив свои дела, приехали к нам взглянуть на корабль, в строительство которого они вложили свой труд. Я с удовольствием поручил им плотницкую работу, но вскоре с грустью отметил перемены в их поведении и настроении. В Омане они работали с огоньком, непринужденно вели себя, здесь же они трудились с оглядкой, а когда на причале появлялись портовые власти, «зеленые рубашки» спешно оставляли работу, чтобы скрыться в подпалубном помещении. Я поинтересовался, в чем дело — разве местным жителям воспрещается работать на иностранных судах? Мне ответили, что не возбраняется, но, если власти заметят их за этой работой, то с ними придется делиться заработком.