Юсси Конттинен - Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии

Всего 6 % оленеводческих пастбищ полуострова Ямал отдано на разработку газовых месторождений, но на практике же вышло так, что месторождения, трубопроводы, дороги и железнодорожные полотна раздробили пастбища и сделали только хуже. Так, в Бованенково построили самую северную в мире железную дорогу протяженностью 600 километров, и ее планируют проложить дальше, до Сабетты. Газпром собирается расширить производство на Крузенштернском месторождении на западном побережье, туда, где находятся особо важные для оленей пастбища. Сами ненцы узнают о расширении производства по новым трубам и буровым установкам. Никто никаких слушаний на тундре не проводит. «Мы живем, брошенные на произвол судьбы, – говорит жительница тундры оленевод Падарне Окотэтто. – Государству мы не нужны. Ему нужен газ. Мы получаем субсидию – 3000 рублей в месяц на человека, и это все».

Правда, от газа есть косвенная польза и для ненцев. Он приносит округу доход от налогов, крохи от этой прибыли достаются и тундре. На деньги из бюджета ЯНАО финны, например, построили тут современные скотобойни. На полуострове лучше всего в России обстоят дела с оленеводством. В ЯНАО 765 000 оленей, он считается самым крупным в мире центром оленеводства. Ямал – единственное место в России, где после распада СССР поголовье оленей не упало, а выросло. Больше половины всей оленины, которую производят на полуострове, а это около 500 000 кг в год, продают в финскую Лапландию, на завод Polarica. На Ямале мне рассказали, что финны платят за тушу аж по три евро за килограмм. В Финляндии оптовая цена – больше 10 евро, но для Ямала важна сама возможность экспорта, пусть даже по такой цене.

На обратном пути в Сёяху мы завернули в чум Димы. Мы ездили на снегоходе на поиски его оленей. Нашли их за несколько километров от дома. Зима выдалась тяжелая. Наст толстый, и поверхность его остра, как сталь. Олени копытами откапывают пищу только там, где дул ветер и наст стал тоньше. Проблемы оленеводства на Ямале связаны не только с газом. В ноябре 2013 года на толстый наст пролился дождь, и он замерз, образовав твердую корку, и порядка 61 000 оленей погибли от голода. В 2016 году юго-восточную часть Ямала впервые за 75 лет поразила эпидемия сибирской язвы. От нее погибли 2300 оленей и один 12-летний мальчик. Вакцинация оленей с 2007 года была прекращена, так как ее уже не считали необходимой.

На пастбищах становится тесно еще и потому, что количество оленей на полуострове за последние годы достигло рекордного числа. Некоторые российские ученые считают, что природа страдает от перевыпаса, и предлагают снизить количество оленей в три раза. Стадо оленей, количество оленей в семье должно расти столько, сколько сможет – так принято в ненецкой культуре. Стада в тысячу голов здесь не редкость. Это связано и с проникшей в тундру финансовой экономикой: оленеводам нужны деньги на снегоходы, на бензин, на моторы, на телефон. Один снегоход Yamaha стоит ста оленей. Соответственно, нужны большие стада. Так как уже 87 % оленей являются частной собственностью, взять и уменьшить их число не так-то легко.

Сейчас за пастбища начал бороться новый гость – дикий северный олень. «Они приходят с севера осенью. Наши дураки идут за ними, а потом ищи их! Я тут уже 50 лет живу, никогда такого не бывало», – рассказала мне хозяйка Мария Сэрпиво, у которой мы остановились на обратном пути в Сёяху. Приходу северных оленей есть много объяснений. Одно из них связано с открытием судоходства в Обской губе. Предполагают, что из-за морского пути дикие олени не могут больше свободно передвигаться между Ямалом и восточной частью Гыданского полуострова.

Ненцы – народ живучий, и многие молодые люди хотят жить в тундре. Несмотря на это, многие родители хотят, чтобы их дети получили образование. Они боятся, что в будущем одним оленеводством всех не прокормишь. А что, если пастбища истощатся, а рыба пропадет? Переезд в поселок для многих не вариант, так как там у них нет дома или квартиры. Расширяющаяся газовая промышленность не предлагает рабочих мест коренному населению. «НОВАТЭК» утверждает, что трудоустроил 24 ненца. Если у ненца нет возможности реализовать себя в тундре или на стойбище, остается одно – пить. В европейской части российского Севера, в поселке Варандей, после того как строительство нефтяного терминала сделало условия для жизни коренного населения невозможными, народ практически сам себя уничтожил.

Нужда давно вызывает на Ямале волнение и возмущение народных масс. Из Сёяхи я полетел на юг, в административный центр Ямальского района поселок Яр-Сале. Там молодой оленевод Ейко Сэротэтто стал своего рода ненецким Че Геварой, бунтовщиком и революционером. Его самое активное поле боя – в соцсетях. Когда в Яр-Сале проводили «круглый стол» на тему перспектив оленеводства, я видел, как Сэротэтто туда не пустили. «Мы решаем свои проблемы, а ты решай свои», – отрезал депутат округа Хатяко Езынги и вытолкнул Сэротэтто за дверь. Сэротэтто считает, что проблема перевыпаса сейчас стоит особенно остро, но государство должно компенсировать оленеводам уменьшение числа оленей. «Меня пугает, что будет, если нас не услышат», – говорит он.

Искренность и гостеприимство ненцев впечатляют. На Ямальском полуострове человек построил одну из самых удивительных цивилизаций, существующую в гармонии с самым суровым климатом. Кочевой образ жизни, взаимопомощь и общее пользование землей – вот в чем секрет выживания ненцев. Хотелось бы, чтобы их образ жизни выдержал и постоянные испытания газовой эры.

Хотя ненцам бывает трудно ужиться с современным обществом, но к испытаниям природы они относятся философски. Оленевод Мария Сэрпиво верит, что природа регулирует все: от аномальной погоды до смерти оленей. «Если у нас слишком много оленей, зачем нам самим уменьшать их число? Природа сама их убьет».

В Сибири нет дорог, есть только стороны света.

Юрюнг-Хая, Саскылах, Удачный, Мирный, Якутск, Өлөөн, Орто – Халыма, р. Колыма

Вот и началось.

Я стоял на пустынной заснеженной обочине. 20 градусов мороза и жесткий холодный ветер обжигали лицо, хотя на улице был уже апрель. На табличке красовалась неутешительная надпись: «Юрюнг-Хая – 1017 км». Я стал сомневаться, хорошая ли была идея ехать автостопом по одному из самых длинных якутских зимников. Эта дорога ведет к нижнему течению реки Анабар в северо-западной Якутии.

Дороги Якутии, как и во всей Сибири, – больной вопрос: расстояния тут огромные, а дорог – кот наплакал. В той же Финляндии на 300 000 квадратных километров приходится целых 80 000 километров трасс, а в Республике Саха, которая в девять раз больше Финляндии, их протяженность менее 30 000 километров. И то половина дорог, около 15 000 километров – зимники, которые в ходу только с ноября по апрель. Все улусы северной Якутии связаны с Якутском по земле только по автозимникам, сезонным дорогам, которые прокладывают по болотам, тайге, тундре, морю Лаптевых и по рекам, которые в ноябре, когда ударяют сильные морозы, плотно промерзают.