Фрэнк Шрейдер - Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли

— В Тапачулу, — ответила Элен.

— Вы не туда приехали. Машины грузят на поезд в Арриаге.

Я пояснил, что мы не собираемся ехать поездом, а поедем на «Черепахе» проселочной дорогой.

— Вот смеху-то! — Сделав большой глоток, он сдвинул шляпу на затылок и добавил: — Что ж, детки, увидимся в Арриаге.

Мы оба глядели, как он пошатываясь удалился.

— Нет, он, вероятно, не просто бывал в Техасе, — заметила Элен.

Четыре года тому назад в этом же городе и почти при таких же обстоятельствах нам говорили те же слова.

— В Гватемалу машиной проехать нельзя, единственный путь — это железная дорога.

Теперь мы знали, что на обычном джипе сделать это можно. Но «Черепаха» была чуть выше, чуть шире и чуть длиннее обычного джипа да к тому же имела значительно меньший просвет между кузовом и дорогой, а габариты здесь — самое главное.

Внутри джипа колышутся облака пыли, под колесами трещат ветки — мы снова едем по пыльной колее сквозь бурый подлесок. Скоро 1 марта — самый разгар сухого сезона; последний дождь пролился несколько месяцев тому назад. И все-таки повсюду видны следы тех четырех периодов дождей, которые прошли с 1951 года. Шесть месяцев тропических ливней ежегодно многое меняют. Мы совсем не узнаем местности.

Дорога идет теперь по более открытому месту, пересекает пустынные, голые холмы и сползает вниз, в Ьаггапсо [11] Пропасть, глубокий овраг (испан) . , где ее совсем развезли бесчисленные поколения волов, запряженных в арбы. Туда ли ми едем? Дорога то и дело разветвляется, и мы помним только одно: мы находимся к северу от железной дороги и должны повернуть где-то у следующей деревушки. Один раз мы совсем потеряли свою дорогу на вершине какого-то холма, где спекшаяся земля затвердела, как гранит. Пришлось снова возвращаться на перекресток и ехать по другому ответвлению. Здесь мы наткнулись на телегу, запряженную волами: высокие колеса медленно вращаются за спиной у двух огромных горбатых животных, а возница спит себе крепким «ном. Когда мы затормозили, он устало поднял голову и скосил на нас окруженные морщинками глаза. Мы уже знали, что нельзя задавать вопросы, на которые можно ответить просто: «да» или «нет». Поэтому мы спросили:

— Куда ведет эта дорога?

Сморщенные старики все на одно лицо — это мог быть тот самый, которого мы спрашивали четыре года назад. Он поскреб седую бороду, на минуту задумался и медленно ответил:

— В Трес-Пикос.

Когда мы поблагодарили, он согнал своих волов на обочину, чтобы дать нам проехать, и крикнул:

— Que le vaya bien!

Колея снова повернула к железной дороге, вниз в долину, и ухабами пошла по высохшему руслу реки, где крутые берега обрамлял зеленый кустарник. В сезон дождей здесь не прошли бы даже волы. Всем встречным мы неизменно задавали тот же вопрос, чтобы быть уверенными, что мы не сбились с пути. Один меднокожий весьма дружелюбный индеец шел в ту же сторону, и мы пригласили его в машину. Пабло, безусловно, дошел бы пешком гораздо скорее, но ему нравилось подпрыгивать в «лодке-машине», как он назвал «Черепаху», когда мы объезжали пни, переваливали через упавшие деревья. Он все время уверял, что мы muy cerquita (близехонько) от Трес-Пикоса, но мы отлично помнили, как прошлый раз целых три дня тащились по этим местам в поисках города, который был muy cerquita. Всего в двадцати минутах езды, говорили нам, но при этом забывали, что это были двадцать минут езды поездом.

Пабло уже часа два повторял свое «muy cerquita»; наконец мы подъехали к прозрачному ручью и решили сделать здесь привал. Наш проводник пошел дальше пешком.

Солнце стояло совсем низко, когда «Черепаха» сползла с крутого берега вниз, на серповидную каменистую отмель. По другую сторону ручья росли деревья, и нависшие ветки, отражаясь в воде, придавали ей желто-зеленый оттенок; на поверхности, охотясь за насекомыми, плескались крошечные рыбешки. Мы очистили от пыли заднее окно и начали устраивать привал, а Дина бесцельно бродила взад и вперед по ручью, превращая его жидкое золото в мутно-бурую жижу. За два месяца жизни в «Черепахе» мы научились быстро раскладываться — не прошло и часу, как мы уже выкупались в тепловатой речушке, постелили койки, натянули сетки на окна и верхний люк и сидели за ужином, состоявшим из консервированного грибного супа, растворимого кофе и сухих фруктов; на закуску полагались таблетки соли, витамины и арален, предохраняющий от малярии.

Сквозь жужжание насекомых донесся скрип телег, — это местные жители в белых одеждах пришли сюда купаться. Волы жадно пили воду, а возчики, кивнув нам, спустились вниз к изгибу реки. Затем уже в лиловых сумерках они с мокрыми волосами подошли к нам поболтать и вежливо, будто невзначай, расспрашивали, откуда мы, куда направляемся и зачем. На первые два вопроса было легко ответить, но как объяснить им зачем? В погоне за трудностями? Но для них само существование было вечным преодолением трудностей. Или сказать, что мы любим путешествовать? Но ведь многие из них никогда не уезжали от дома дальше чем за десять миль. Впрочем, они и не заметили, что мы не можем ответить на последний вопрос. И каждый, уходя, помахал нам рукой и пожелал приятного сна.

Рано утром тот же скрип колес разбудил нас: те же одетые в белое люди снова пришли купаться и приветливо кричали нам: «Доброе утро». Настроение у нас было отличное: вчера нам удалось пройти четырнадцать миль всего за пять часов. Элен свертывала постели и снимала сетки с окон, а я советовался с ней, что приготовить к завтраку.

— Попробуем яичный порошок, — предложил я.

Банка была вскрыта, желтый порошок насыпан в чашку и взбит с небольшим количеством воды. На сковородке все это превратилось в самую аппетитную яичницу, какую только можно пожелать.

— Совсем неплохо для ночевки на свежем воздухе! Идите скорее и ешьте, — воскликнул я, страшно гордый своим кулинарным подвигом. И Элен, и Дина немедленно откликнулись на мой призыв.

— Хм, выглядит очень аппетитно, — заявила Элен, отправив в рот большой кусок. И тут же сморщилась.

— А ты сам пробовал?

Глядя на нее, я колебался: стоит ли? Но потом почувствовал себя обязанным съесть хоть кусочек. Увы, мой красивый омлет по вкусу напоминал старую подошву.

— Ладно, не беда, — сказал я. — Это будет прекрасная питательная еда для Дины. На, девочка.

Дина поглядела на меня с подозрением, когда вместо обычных лакомых кусочков я вывалил в ее миску целый омлет. Она понюхала его с опаской.

— Ну же, Дина, ешь свой завтрак, — подбодрил я ее.

Она доверчиво взяла кусочек, и сразу выплюнула, глядя на меня с таким выражением, словно хотела сказать: «Собака такого не заслуживает». И пока мы ели новый завтрак — кашу с молочным порошком, я не переставал ломать голову: что нам делать с концентратом из сотни яиц?