Фрэнк Шрейдер - Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли

Сначала мы собирались в этот день зайти в Номбре-де-Диос, заброшенный испанский город, который еще до Портобельо служил гаванью для галеонов; но алькальд предсказал нам хорошую погоду, и мы решили идти мимо, прямо в Плайа-Чикиту, лежавшую на материке в двадцати одной миле от Исла-Гранде: жители деревни говорили, что там хорошая стоянка.

«Черепаха» шла отлично, вполне устойчиво, лишь слегка покачивалась на невысоких волнах. Помня наказы друзей с Исла-Гранде, мы держались подальше от берега и в бинокль смотрели, как войны разбиваются о скалы. Через час после Номбре-де-Диоса в небе со стороны Колона по слышался гул. В бинокль ясно видно было стрекозиное тело вертолета. Элен взяла руль, а я вытащил рацию.

— Алло, «Черепаха», говорит «Ангел». Где вы?

Я узнал голос Карлза, одного из пилотов с Коко-Соло. Видно, мы уж очень малы, если он не смог разглядеть нас, несмотря даже на ярко-желтый брезент на крыше.

— Развернитесь на сорок пять градусов вправо! — скомандовал я. — Мы сейчас примерно в миле от вас под правым бортом.

Вертолет изменил курс и направился к нам. Прямо над джипом он снизился так, что от винтов в воздух поднялось облако морских брызг. Плотно прижав к уху трубку, я снова услышал Карлза.

— Внимание, сбрасываю груз.

В боку вертолета открылся люк, и оттуда, точно удочка с приманкой, прямо в люк «Черепахи» на веревке спустился пакет. Внутри оказался номер журнала «Тайм» с описанием нашего плавания по Панамскому каналу, а на полях было написано: «Желаю удачи. Миссис Карлз».

В трубке послышался смех Карлза:

— Взгляните на заднюю обложку.

Элен перевернула журнал и фыркнула. Реклама пароходного агентства «Кунард» гласила: «Само путешествие туда — уже половина удовольствия!»

Стрекоза развернулась и полетела обратно в Коко-Соло. Эти краткие соприкосновения с цивилизацией придавали нам бодрости, хотя мы знали, что в шторм самолеты не летают, да если бы и летали, то в бурном море «Черепаху» найти труднее, чем пресловутую иголку в стоге сена.

Алькальд не ошибся в своих предсказаниях: весь день было ясно, и двадцать одну милю до Плайа-Чикиты мы прошли за шесть часов, делая в среднем три с половиной узла в час. Когда мы входили в защищенную бухту у деревни, несколько негров начали отчаянно махать нам руками, чтобы мы бросили якорь. Но мы продолжали идти, так как еще с Исла-Гранде знали, что дно здесь песчаное. Когда мы выкатились на берег, зрители разбежались в разные стороны и лишь через несколько минут оправились настолько, что решились подойти поближе.

В ту ночь прошел еще один тропический ливень, и на утро небо было серое и хмурое, моросил дождь, но слабый ветер дул с берега. Жители деревни сказали, что шторма не будет, и мы отчалили пораньше, чтобы успеть пройти двадцать пять миль до Порвенира. Рейс был длинноват для нас, но мы старались возместить время, потерянное на Исла-Гранде.

К этому времени мы уже без труда объяснялись по-испански с прибрежным населением, но от Порвенира нам предстояло больше сотни миль идти по территории индейцев Сан-Блаза, а у них свой собственный язык — куна. В Колоне нам говорили, что если повезет, то мы встретим индейца, работавшего в Зоне канала и поэтому знающего несколько английских слов; но, вернее всего, придется объясняться жестами. За четыре столетия политики изоляционизма индейцы Сан-Блаза приобрели зловещую репутацию за действия, которые были вполне естественным ответом на жестокость конкистадоров в XVI веке и французских гугенотов в XVII. Последний взрыв произошел в 1923 году, когда индейцы не вынесли обид и оскорблений, восстали против панамцев и перерезали около двухсот служащих с женами и детьми. Когда подписали договор, индейцы получили самоуправление и обязались не вторгаться за пределы Порвенира, где живет панамский администратор. На нашем пути лежало более трехсот островов Сан-Блазского архипелага.

К полудню кончился дождь, который лил с утра, и переменился ветер. Длинные волны разлетались в мелкие барашки и бились о тупой нос джипа, обдавая глушитель и ветровое стекло. Неспокойное море все сильнее швыряло джип, он качался и скрипел так, что наконец даже Дина слезла с койки, где любила поспать, и высунула нос в окно, чтобы глотнуть свежего воздуха. Элен поспешно порылась в аптечке, отыскала драмамин, и мы оба проглотили по таблетке, пока были еще в состоянии это делать. Нос «Черепахи» добрую часть времени находился под водой, но когда я пустил в ход трюмную помпу, то из трубки у моего сиденья вышло совсем немного воды. С каждым часом мы все больше верили в надежность нашего плавучего жилища.

Прошло уже восемь часов, а нам все еще оставалось проплыть несколько миль до мыса Сан-Блаз, чтобы оттуда повернуть на Порвенир. Мы время от времени включали помпу, и воды, казалось, не прибавляется, только «Черепаха» в тот день была особенно вялой и сидела в воде глубже, чем обычно. И только когда вода начала просачиваться сквозь щели в полу, я понял, что мы медленно идем ко дну. Не удивительно, что она не вытекала через трубку: помпа была засорена. А вокруг на протяжении долгих миль не было ни единого местечка, где мы могли бы пройти сквозь рифы к берегу.

В трюме набралось слишком много воды, и течь уже нельзя было обнаружить; но я знал, что она невелика, иначе мы давно бы уже затонули. Непосредственной опасности не было, но буря усиливалась. Я отвернул планку в полу перед правым сиденьем и вставил туда ручную помпу. Два часа мы с Элен по очереди откачивали воду. И когда «Черепаха» огибала мыс Сан-Блаз, из шланга выплескивалась лишь тонкая маслянистая струйка.

Как истый собиратель ракушек, я не брился уже девять дней, с тех самых пор, как мы покинули Коко-Соло, и Элен дразнила меня рекламой бирманской бритвенной фирмы: «Если бы Робинзон был чисто выбрит, его Пятницей была бы дама». За полчаса до Порвенира она снова принялась за свое.

— Если хочешь уберечь свою Пятницу, лучше побрейся. И вообще, в Порвенире надо иметь приличный вид, когда мы встретимся с чиновниками. Возьмут да и не разрешат нам ехать дальше.

Я не очень-то боялся за свою Пятницу: ей тут просто некуда было сбежать; но мысль о чиновниках убедила меня.

— Ладно, — буркнул я. — Но это испортит великолепный кадр в нашем фильме. А ты уверена, что сумеешь войти в пролив у Порвенира, пока я буду бриться? Когда я в прошлый раз пытался прибрать корабль, ты чуть не сбросила меня в реку.