Джузеппе Туччи - Святые и разбойники неизведанного Тибета. Дневник экспедиции в Западный Тибет

В Шидекхаре не остается ничего, кроме внушительных развалин: торжественные чортены и низкие каменные стенки, составленные из камней с выбитой на них священной формулой «ом мани падме хум»; исторических надписей нет и следа. Правительство Лхасы, как только эта область перешла под его контроль, постаралось уничтожить всякое напоминание о прошлом, используя любые средства для предания забвению местных традиций.

Монастырей два, они находятся рядом друг с другом. На самом деле правильнее говорить не о двух монастырях, а о двух часовнях (Lha khang), которые были составной частью старого королевского замка и уцелели среди всеобщего разрушения. От древних времен ничего не осталось: храм желтых шапок был разрушен оползнем несколько лет тому назад – удалось спасти лишь огромную позолоченную бронзовую статую Майтрейи. Храм школы сакьяпа избежал столь роковой участи и сохраняет еще кое-какие росписи, если и не очень древние, то, во всяком случае, не позднее XVI века. Среди них наиболее значительны Вайрочана (Кунриг), Намгьелма (rNam rgyal ma) и Гонпо (mGon-po); особый интерес представляет Мандала, или символическое изображение мистического цикла Кунриг, перед изображением которой учителя давали эзотерические имена своим ученикам. Роспись сделана на деревянной доске и хранится в центральном храме как самый священный предмет; я смог увидеть и сфотографировать ее лишь с большим трудом.

Немногочисленные монахи из обоих храмов стали, если можно так выразиться, казенной собственностью, поскольку они напрямую зависят от губернатора Таклакота.

У подножия очень крутого спуска, в окрестностях маленькой деревеньки, небольшое строение почитается как жилище сабдага, или гения места. Это божество называется Джо ланга, его умиротворяют жертвоприношением овец. Мне приходит на память Лланга – божество-покровитель Гарбьянга, и традиция, отраженная во многих буддийских и бонпоских рукописях, по которой эта страна некогда называлась Ланкапури, что является возможной санскритизацией местного названия, еще, похоже, проявляющейся в именах местных божеств.

Когда мы возвращаемся в базовый лагерь, бродячие актеры встречают нас пируэтами и плясками: в головокружительном вращении танца кажется, будто они вот-вот оторвутся от земли с легкостью и ловкостью, вступающими в противоречие с грубой фигурой и тяжелой одеждой. Временами создается впечатление, что странные вселившиеся в танцоров силы поднимают их на воздух и скручивают в страшных судорогах; двое музыкантов аккомпанируют актерам, ритмично ударяя в кимвалы и барабаны. Монотонная, глухая, неистовая музыка то прерывается неожиданными паузами, то яростно ускоряет ритм, словно демонические силы овладевают играющими и танцующими. Впрочем, под этим небом, среди людей, для которых сверхъестественное более реально, чем то, что можно увидеть и ощутить зрением и осязанием смертных, среди монастырей, где многоцветные процессии божеств символически изображают мистические духовные состояния, мы уже готовы были бессознательно повсюду подозревать невидимое присутствие неведомых сил. Как в религиозных танцах, так и в этих народных каждый жест и звук глубоко символичны.

Актеры надевают маски и верят в то, что во время танца они полностью сливаются с личностями представляемых персонажей, которые овладевают ими. Собравшийся вокруг люд смотрит с благоговейным восхищением тех, кто допущен к созерцанию сокровенных тайн.

Караван яков готов. Нандарам вместе со своими доверенными слугами принимает над ним командование: двое его людей из Гарбьянга, остальные четверо из Таклакота, – все они хорошо знают области, которые нам предстоит проходить, и не раз посещали район Манасаровара и Кайласа. Мы направляемся к северу, следуя руслу Мапчи, проходим через деревню Дойо [17]– слабая зелень полей посреди каменисто-желтой пустынной котловины. Я не захотел идти паломнической тропой, которая поднимается к перевалу Гурла; она ненамного короче, однако пересекает совершенно безлюдные районы. Мы же, напротив, встречаем небольшие караваны торговцев и земледельцев; белые домики с красными полосами под крышей – нота радости и жизни посреди унылой пустыни, которая нас окружает. Дорога приводит прямо к гробнице Зоравар Сингха, знаменитого полководца догра, который после завоевания Ладакха задумал безумную экспедицию с намерением разграбить Тибет и вывезти из Лхасы ее легендарные сокровища (1842 г.) [15].

На своем пути он оставил выжженную землю; храмы были разграблены и разрушены. Однако тибетцы терпеливо дождались момента возмездия. Наступила суровая зима; солдаты Зоравара стояли лагерем, пребывая в бездеятельности, страдая от голода и болезней. Именно тогда тибетцы разгромили и уничтожили эту армию. Зоравар пал в разгаре сражения, погибнув, как и жил, героем. Но враги проявили благородство по отношению к нему и захотели воздать почести его доблести: они рассекли грудь героя, съели его сердце, с тем чтобы исполниться его храбрости и достоинств, а над останками возвели огромный монумент, подобный чортенам, какие возводят в память о своих святых. Гробница, вся выкрашенная в красный цвет, кажется, до сих пор наблюдает за дорогой, по которой, под знаменем обманчивых надежд, злосчастный воитель привел своих людей. Почти забытый у себя на родине, он вошел под именем Сингха (льва) в легенду народа, бывшего его врагом, теперь же воспевающего захватчика как своего национального героя.

Памятник одиноко возвышается среди желтого безлюдья под сенью нависающих ледников Гурла Мандхаты. Своей формой, хотя и бесконечно более грубой и примитивной, он напоминает мне гробницу другого знаменитого военачальника – Туглака, строгая громада которой господствует над руинами четвертого Дели посреди бескрайней индийской равнины. Караван совершает обход вокруг гробницы, как это принято проделывать вокруг храмов и священных мест.

На близлежащей возвышенности – небольшой гомпа, принадлежащий монастырю желтых шапок, носит имя Лантоба (glang ’agro ba); еще выше – часовня, в которой обитает дух-покровитель места по имени Ронцзан (Rong mts’an). Снова спускаемся к берегам Мапчи и разбиваем лагерь на широком, покрытом травой плоскогорье, с хорошим пастбищем для яков; теперь наши остановки будут в той или иной степени вынужденными: нужно будет всегда стараться устраивать привалы вблизи воды и пастбищ.

Следуя тропой, вьющейся по равнинной пустынной местности, прибываем в селение Кардам [18] В путеводителе бонпо: mkhar gdong; в путеводителе кагьюпа: dkar sdum. , располагающееся на обширной, поросшей травой заболоченной луговине, где трудно найти сухое место для разбивки палаток. На вершине холма в центре долины краснеет монастырь; внизу, под присмотром трех-четырех домиков, разбиты небольшие поля ячменя и сорго. Здесь также на всем печать разрушения: от посвященных сабдагу часовен на окраинах деревни остались лишь осыпающиеся стены; от божества, которому они посвящены, не осталось даже имени. Несмотря на это, предание повествует, а останки, похоже, подтверждают, что прежде Кардам имел важное значение и являлся резиденцией князя (chos rgyal); более того, весьма вероятно, что дзонпон Западной провинции, прежде чем переехать в Таклакот, располагался именно здесь.