Борис Базунов - Три фута под килем

А стрелка нашего компаса ведет катер на север — туда, где за горизонтом, в ста тридцати семи километрах лежит карельская столица Петрозаводск.

Ровно тарахтит за спиной мотор. Безупречно он знает свое дело. Мы привыкли к его уверенному баритону. Правда, нелегко ему. Одного бензина загрузили около трехсот литров. Да еще инструменты, ружья, спасательный круг, якорь, запасной винт, весла, продовольственные припасы… Напрягая свои семьдесят лошадиных сил, мотор пытается вытащить полуторатонный катер на глиссирование. Но ничего: пройдет часа три-четыре, часть горючего вылетит в выхлопную трубу и «Горизонт» ринется вперед, разбивая встречные волны. Пока же приходится мириться с весьма скромной скоростью.

Мы успели полюбить наше маленькое суденышко. Научились уходить от крутой волны (как он великолепно слушается руля!), разворачиваться в узких местах, безукоризненно подходить к причалу, лихо бросать конец на пристань. Если каждое судно имеет свои особенности, то «Горизонт» не исключение. Мы называем трюмом герметический отсек в носовой части (там храним от сырости спальные мешки, карты, дневники, фотоаппараты, теплые куртки), место за штурвалом — капитанским мостиком, а кормовой кокпит — кают-компанией. И неважно, что вся-то длина катера от носа до транца шесть с половиной метров. Мы хотим, чтоб все было как на настоящем корабле. И в этом «повинны» кронштадтцы. Они заставили нас уважать флотский порядок.

Меж тем белая ночь торопится сменить светлый день. И мы становимся свидетелями ее неземного величия. Какая череда декораций прошла сегодня перед глазами! От торжествующего солнца до дерзких звезд. А вот сейчас под шапкой светлой ночи невидимая рука приглаживает чубатые облака. Самая великая лаборатория — лаборатория природы — приоткрывает двери. Мир так великолепен и таинствен, что поневоле жалеешь: какие ночи пропадают! Видят ли их влюбленные? Наверное, в такие ночи соловьи создают шедевры.

Величие ночи подавляет и уничтожает, как сеанс гипноза. Мы забываем обо всем реальном. И о предостережении рыбаков из Вознесенья в том числе: «К ночи стихает Онего. Погоду, однако, не угадать. Сорвется ветер — всякому судну лихо».

Мы «не угадали» погоду. На выходе из Свирской губы увидели позади низкую тучу, но оглядываться не стали. А за ту тучу зацепилась другая. Потом затемнел край неба, в корму ударил шквалистый ветер. Нас настиг ливень. Скоро катер уперся в дождевую стену.

В спешке, словно новички-пожарники, натягиваем над собой крышу — брезент на съемном каркасе. Все валится из рук. Стойки не хотят входить в гнездо. Брезентовый полог вмиг промок. Его не распрямить. Будто сделан из жести.

А все-таки что это? «Кратковременные осадки» или предвестник шторма?

Размышлять некогда. Дождевая пелена размывает огни буев. Не видим даже собственного флага на корме. Ливень хлещет наотмашь. Ветер крепчает.

Не знаем, что предприняли бы на нашем месте другие, но мы повернули катер на сто восемьдесят градусов и, не раздумывая, прибавили обороты. Вы скажете: бегство. Возможно. Но те же рыбаки из Вознесенья говорили: «Когда темнеет небо, грозя ненастьем, все суда спешат в укрытие».

Впрочем, где же спасительный исток Свири? Как разыскать его в этой дикой пляске ветра, дождя и волн? Возьмись мы начертить линию движения нашего катера, застигнутого ливнем, получился бы образцовый график температуры тяжелобольного. В сущности мы плывем с завязанными глазами. Чего доброго, тут…

На полном ходу катер врезается в заросли тростника, водяных лилий и прочих прекрасных растений, которыми так приятно любоваться с берега. Мотор осекся на высокой ноте. Катер потерял ход.

Трудно сказать, что хуже в такой ситуации: сесть на мель, наскочить на подводные камни или угодить в водоросли. Нам предлагалось последнее. И где! В Онежском озере!

Взялись было за весла. Да куда там! Даже если б мы были олимпийскими чемпионами по гребле на безрульной двойке, долго на плаву не удержаться: катер с опутанным винтом — легкая добыча волн. Скорее освободить винт от хищных щупалец плавающей зелени! Скорее спускаться за борт!

Катер швыряет волной. Но иного выхода нет. Один из нас лезет в холодную купель, обвязавшись кормовым концом. Уж все равно: над головой мокро и под ногами тоже. Волны норовят отбросить водолаза от катера. А он, зажав в руке нож, в который раз бросается в воду. Наконец удается нырнуть под днище, разрезать плотный клубок водорослей.

Борода из водорослей, как мы сообразили потом, могла бы стать украшением коллекции нашей экспедиции. Но до сувениров ли нам, когда шторм дышит в лицо?

Ветер и дождь набирали силу, когда мы достигли берега. Неожиданно из водяной мглы выплыли огни самоходной баржи, что стояла на Вознесенском рейде. Теперь недалеко до тихой воды Онежского обводного канала.

На этой искусственной реке, а она шириной с городскую улицу, можно переждать, когда успокоится озеро. Тут, как известно, штормов не бывает: от Онеги канал отделен каменной насыпью. Правда, и в Петрозаводск по этой удобной дороге не приедешь. Кстати, недурно бы узнать, долго ли будет штормить? Всю ночь? Сутки? А если не стихнет и через неделю?

Что ж, мы поплывем по каналу до его восточных ворот. И оттуда есть прямая озерная дорога в Петрозаводск. Не исключено, что через день-другой погода улыбнется нам.

В Вытегре прямо с катера отправляемся к диспетчеру пристани. Спрашиваем, плыть нам на Петрозаводск, как там, на озере, с погодой? Он протягивает трехсуточный прогноз. Читаем на бланке со штампом метеослужбы: «Ветер северо-западный 7–9 баллов, волнение 5 баллов, высота волны 2–2,5 метра…»

— Второй день качает на озере, — замечает немолодой диспетчер в поношенном кителе.

Это мы знаем и сами. Убежав из-под носа у шторма, восемьдесят километров плыли рядом с ним.

— Судам передано штормовое предупреждение. Вот только что пассажирскому теплоходу «Лермонтов» запрещен выход из Петрозаводска, — добавляет диспетчер. — А что у вас за судно?

— Взгляните, под окнами стоит.

— Ну нет, юноши! Такому кораблю любой ветер плох. Первая волна на озере будет для вас, извиняюсь, последней.

Нельзя сказать, что старый диспетчер ободрил нас. И все-таки в течение последующий трех дней являлись мы, как на работу, в его кабинет. Каждый раз открывали дверь диспетчерской с надеждой. Каждый раз дежурный протягивал нам метеосводочный бланк… Увы, приходилось читать неутешительные прогнозы о силе ветра и волнении в южной части Онежского озера.

Мы предвидели, что на пути встанут всевозможные препятствия. И штормы тоже. В графике путешествия отведены дни на ожидание у моря погоды. Но больше ждать милости непозволительно. Вместо заманчивого маршрута по Онежскому озеру пойдем другой водной дорогой. Вариант маршрута, припасенный на случай штормов, поведет нас по Мариинской системе — древнему водному пути с Балтики на Волгу. Мы увидим одновременно каналы и шлюзы Петровской эпохи и современный достраивающийся голубой проспект Волго-Балта.