Сара Маркиз - Свободная. Там, где нет опасности, нет приключений [litres]

Наутро оставляю для них на земле несколько орешков миндаля в качестве извинения.

Мне нравится слышать, как они шумят возле моей палатки. Кажется, они не замечают моего присутствия. Регулярно заходят в мой лагерь дикие лошади. Заглядывают и кенгуру, но держатся настороженно и поодаль, что говорит о том, что на них охотятся. В высокой траве шевелятся змеи, как только чувствуют вибрацию моих шагов. В десяти километрах от аборигенного поселения Нарвинби змеи выныривают и из кустарника, и возле водоемов.

Я прихожу в Борролулу, пройдя 300 километров с тех пор, как ушла из Хеллс Гейта. Здесь можно пополнить запасы еды. Усаживаюсь прямо на улице и ем мороженое, мимо меня пробегают босоногие дети, у ног которых мелькают небольшие собаки. Перед магазином растет акация, под которой собралось несколько коренных жителей. Внезапно эта группа формирует кортеж, к которому присоединяются другие люди. Кто-то умер. Эти аборигены не похожи на тех, которых я встречала в Большой Песчаной пустыне. Здесь алкоголь опаснее, чем циклоны. Их лица осунулись, меня это печалит, и я удаляюсь. Они безразлично наблюдают за тем, как я ухожу. На заправке, где наполняю бутылку для своей горелки, мне рассказывают, что происходит ночью на реке.

Сначала раздается барабанный бой. Они привязывают к дереву собаку и безумно бьют в барабаны. Тем временем аборигена привязывают за ноги к веревке, которую перебрасывают через то же дерево, а за другой конец ее держит группа людей. Вскоре из реки появляется огромный крокодил, которого привлекает паника собаки, видящей, как к ней приближается монстр. Собаку приносят в жертву очень быстро и несправедливо. А мужчину, который висит на веревке головой вниз, опускают вниз, чтобы он мог дотронуться руками до спины крокодила, а затем быстро поднимают наверх. Я просто не верю своим ушам!

Ту же историю рассказал мне и полицейский, добавив, что они вмешались и запретили этот обычай. Он пояснил, что аборигены приручали крокодила, скармливая ему собак, которых они бросали с моста. Меня трясет: «С того моста, который я перешла у входа в деревню?»

«Да, с того самого. Больше всего нас волнует, что однажды крокодил перепутает собаку с ребенком…»

Я тороплюсь уйти из этого места и поскорее вернуться в бушленд. Мне предстоит пройти 476 километров, прежде чем я доберусь до следующего поселения, где смогу пополнить свои запасы. Через 25 километров схожу с дороги и отправляюсь на север. Наконец-то! Я больше не выдержу этого места! Вокруг меня снова тишина. Иду в привычном ритме. Замечаю, что, когда говорю сама с собой, начинаю присваивать вещи, чтобы сделать их более привычными. Например, когда говорю о бушленде, то часто употребляю фразу «моя страна кустарников». Именно здесь я чувствую себя как дома. Мне не нужны вещи или дом. Мне необходима дикая местность. Эти звуки и запахи принадлежат мне, даже когда я не здесь. С каждым разом мне все приятнее возвращаться, несмотря на физическую усталость и высокую температуру. Я ни на что не променяю эти места.

Слегка насторожившись, я встречаю водяных буйволов. Говорят, что они начинают нестись вперед, как только заметят человека. Их боятся аборигены, а белые не заходят на их территорию без огнестрельного оружия. Для меня все иначе: у меня нет ружья и я не знаю нрав буйволов. Поэтому жду нашей первой встречи, чтобы составить собственное мнение.

Они появляются поздним утром через несколько дней. Замечаю одного из-под солнцезащитных очков. Он стоит неподвижно среди кустов возле большого эвкалипта. Я решаю не смотреть на него. Начинаю напевать приятную мелодию, чтобы помешает ему напасть из засады, и думаю, что мне делать дальше, ведь он уже может легко меня заметить. Не поворачиваю головы, сохраняю спокойствие (это самое важное: если животное почувствует страх, оно будет атаковать) и в первую очередь повторяю одни и те же движения на одной и той же скорости. Он не двигается с места. В последующие дни я замечаю огромные кучи экскрементов буйволов, которые гораздо больше, чем у быков и коров. Я также нахожу множество троп.

Разбиваю лагерь посреди бушленда, в месте, где высокая трава растет большими пучками. Приминаю ее к земле и ставлю палатку. Вечером становится прохладно, что очень приятно после сорокаградусной жары. Оставляю тамбур своей палатки открытым и прилипаю носом к москитной сетке. Ночь волшебна, небо сине-черное, звезды ярко сверкают. Вокруг тишина, и я проваливаюсь в заслуженный сон. Внезапно посреди ночи, все еще лежа на спине, открываю глаза – до моих ушей доносится какой-то звук: «шуссс… шуссс… шусссс».

Затем тишина. В окне моей палатки виднеется только что-то серое. Я понимаю, что вижу живот буйвола: он мышино-серого цвета и круглый. Я не двигаюсь ни на один миллиметр. Как и он. Его тело частично накрыло собой палатку. Сколько он здесь простоит? Я слышу, как он нюхает воздух, затем снова издает «шуссс, шусс» – и «репфуттт, репфуттт». Он обрывает верхушки зеленой травы и вздыхает, издавая эти странные звуки. Он мирно ест. Его движения почти беззвучны. Когда я понимаю, что буйвол мне нравится, он больше уже не кажется мне страшным. Я видела, как их десятками убивают с вертолета. Меня злит и разочаровывает такое поведение людей, которые не ищут настоящих решений. Они пытаются избавиться от проблем таким способом, от которого эти проблемы вылезают, как грибы после дождя. Они кормят собак динго отравленным мясом (яд 1080), которое приводит к ужасной смерти. В Центральной Австралии отстреливают с вертолетов верблюдов и иногда диких кабанов. В Европе делали то же самое с лисами, которых почти истребили, и вдруг осознали, что теперь нужно защищать их, потому что люди пострадали от нашествия мышей, которыми питаются лисы.

Разве нельзя просто стерилизовать диких животных при помощи сброшенного с вертолета медикамента, который они могли бы съесть? Убивать их, как сорняки, это не выход. Жизнь есть жизнь, и любое живое существо заслуживает уважения.

Впереди я вижу облако пыли и слышу перестук копыт по земле, поэтому предполагаю, что там гонят скот. Ко мне верхом приближается абориген в ковбойской шляпе и шлепанцах. Он прекрасно говорит по-английски. У Фрэнка есть небольшой полустанок «Семь Эму», где он принимает людей, желающих познакомиться с его культурой, местной природой и традициями. Он долго не мог понять, зачем я иду одна и сплю в бушленде. «Наверное, вы видели поразительные вещи, проведя столько времени в этих местах. Даже мы лишь иногда ночуем в бушленде», – хохочет он, расширяя глаза. Мы больше часа говорим о растениях, животных, важности обучения молодежи и, само собой, о бушленде. «Я думаю, что миру нужно больше таких людей, как вы, чтобы Земля продолжала вращаться», – говорит он мне низким и серьезным голосом. Я улыбаюсь.