Рихард Хенниг - Неведомые земли. Том 4

Потерян или до сих пор не обнаружен, к сожалению, и оригинал отчета Диаша о его плавании. Поэтому мы вынуждены ссылаться на Барруша, в рассказе которого, помимо неверных дат, есть и другие существенные неточности и пробелы. Хотя Барруш не приводит никаких других дат, кроме ошибочных годов отъезда и возвращения, отрадно все же, что можно в общих чертах восстановить ход плавания. Ведь замечание Барруша, что названия различным местностям давались по святым, позволяет сделать ряд важных выводов [1409].

Если мы сопоставим даты открытий, предложенные Кодином, Равенстейном и Ла-Ронсьером, то, с небольшими оговорками, получим вероятные дни открытий (см. таблицу).

Шторм, из-за которого корабли отклонились от курса (о чем пишет Барруш), разразился, несомненно, в январе 1488 г., то есть, как отметил еще Руге, до достижения бухты Святой Елены (32°51' ю. ш.) [1410]. Ведь само название этой бухты позволяет заключить, что она была найдена в день соответствующей святой, то есть в августе, уже на обратном пути. Шторм гнал мореходов далеко на юг, за южную оконечность Африки, так что они при попытке достичь земли на востоке долго, к своему удивлению и радости, не могли обнаружить суши. Когда же португальцы попытались достичь берега, повернув на север, они нашли в районе залива Моссел-Бей южную «оконечность» Африки, простирающуюся на 700 км в восточном направлении. Мыс Доброй Надежды, открытие которого сделало имя Диаша бессмертным, моряки, стало быть, сначала обогнули, даже не заметив этого. Только полгода спустя, на обратном пути, они нашли мыс.

Диаш открыл вход в Индийский океан и осознал это открытие. Можно догадаться, что это было для него сильным стимулом к продолжению плавания, чтобы попасть в Индию. Но для столь крупного предприятия на кораблях не хватало припасов. Если бы даже экипаж не оказывал сопротивления, сам Диаш не мог бы пойти на продолжение плавания. С тяжелым сердцем он повернул назад. Ведь пишет же Галвану, что «подобно Моисею, он видел Землю Обетованную… но не вошел в нее» [1411]. Несмотря на свое блестящее открытие, Диаш вряд ли мог рассчитывать, что ему доверят возглавлять новую экспедицию, с тем чтобы привести португальские корабли в Индию. Ведь португальские короли придерживались правила по возможности назначать для каждой экспедиции нового начальника. Отклонения от этого правила наблюдались только в единичных случаях (Триштан Ваш, Кадамосто, Диогу Кан).

Действительно ли Диаш первоначально назвал мыс Доброй Надежды мысом Бурь и только король позднее изменил это название, теперь уже нельзя проверить. Сам по себе рассказ Барруша, разумеется, не вызывает сомнений. Тем не менее в заметке, сделанной, видимо, рукой Варфоломея Колумба, одного из свидетелей возвращения экспедиций, подчеркивается, что Диаш сам придумал знаменитое название для своего мыса. Итак, возможно, что рассказ Барруша, как предполагает Равенстейн, был навеян преданием [1412]. Правда, Райнальда [1413], например, изображает ход событий томно так же, как Барруш. А в общем не важно, кто придумал привычное для нас название, — Диаш или король.

Не совсем ясно, как надо понимать вставку Варфоломея Колумба: «При всем этом я сам присутствовал». Возможно, что Варфоломей был участником экспедиции Диаша, как об этом ясно сообщает Лас-Касас [1414], Однако вставку об обратном пути Диаша и передаче королю карты с вновь открытыми берегами можно истолковать и так: брат великого Колумба присутствовал только при возвращении Диаша и передаче карты. Но и это свидетельство имеет достаточно важное значение, поскольку благодаря ему можно с точностью установить время возвращения экспедиции — декабрь 1488 г. Итак, сомнения Пешеля в правильности этой даты оказались несостоятельными [1415]. Пешель заявил, что Варфоломей, согласно его собственному свидетельству [1416], 13 февраля 1488 г. был занят изготовлением глобуса для английского короля Генриха VII в Лондоне, где он и жил до 1493 г. Поэтому он не мог присутствовать при возвращении Диаша в декабре 1488 г. Но Пешель забыл об одном неоднократно упоминавшемся нами факте, а именно о странном летосчислении той эпохи. «Февраль 1488 г.» для англичан наступал на 2 месяца позже нашего декабря и соответствовал февралю 1489 г. [1417]Поэтому вполне возможно, что Варфоломей Колумб возвратился в Португалию вместе с Диашем в декабре 1488 г., а через два месяца уже работал в Лондоне. Маньяги безоговорочно датирует возвращение Диаша 2 декабря 1188 г. [1418], и это, вероятно, правильно. Флорентийское летосчисление, при котором новый год начинался с 25 марта, продержалось в Англии до 1752 г. Поэтому можно считать несомненным, что свидетельство Варфоломея Колумба относится именно к февралю 1489 г. но нашему летосчислению.

Гораздо больше возражений вызывает сообщение того же Варфоломея Колумба, будто южная оконечность Африки находится под 45° ю. ш. Но и здесь не может быть сомнения в добросовестности Варфоломея. Ведь сам Диаш мог сообщить при возвращении, что мыс Доброй Надежды, «как было установлено при помощи астролябии, лежит под 45° ю. ш.». В действительности этот мыс находится под 34°21' ю. ш. Судя по этому, португальцы в то время еще не слишком искусно обращались с астролябией. Такой вывод напрашивается и из других фактов. Ведь Бехайм, учитель португальцев, сам, кажется, весьма слабо владел этим искусством, хотя и называл себя учеником великого Региомонтана изобретателя астролябии [1419]. На своем глобусе Мартин изобразил реку Конго (хотя, несомненно, сам производил на месте необходимые измерения) впадающей в океан у южного тропика. Между тем на самом деле устье Конго находится пол 6° ю. ш. Следовательно, Бехайм ошибся при измерения на целых 16–17°! Пешель в связи с этим дал весьма нелестный отзыв о способностях Бехайма как навигатора и космографа [1420]. В те времена такие грубые ошибки в определении широт были не редки. С искусством навигации и надежной ориентировкой в море на исходе XV в., как правило, дело обстояло плохо. Колумб составлял исключение в этом отношении и считался у своих современников «почти оракулом и разгадчиком тайн океана» [1421]. Очень характерно, что Америго Веспуччи, описывая свое третье плавание, так отзывается о познаниях своих товарищей в кораблевождении: «Не было, навигатора и кормчего, который на протяжении 500 лиг [3000 км] мог бы дать точные сведения, где именно мы находились… они не знали ничего даже о тех местах, куда часто плавали».

Равенстейн попытался спасти честь Диаша и высказал предположение, что шторм мог отнести его до 45° ю. ш., с чем и связано заблуждение, будто мыс лежит на этой широте [1422]. Это возможно, но не очень вероятно: ведь искусство определения широт в те времена еще не вышло из младенческого возраста.