Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

На цыпочках, мы делаем шаг из своего укрытия и пригибаясь, крадёмся прочь, по широкому кругу огибая дерево с дуплом. Кругом разлита густая синева сумерек…

Вечер. Потрескивает дровами догорающая печка. На столе горит керосиновая лампа. Это – одна из достопримечательностей Саратовского кордона. Разложив на табуретке принадлежности, я протираю и смазываю своё ружьё. Как никакое другое, полуавтомат МЦ 21–12 требует чистоты и аккуратности…

Это занятие не мешает мне, между делом, обдумывать результаты прошедшего дня.

– Сегодня четырнадцатое апреля, – рассуждаю я, – Это день твоего рождения.

– Ага, – соглашается брат.

– А ещё – дата вылупления первого филинёнка у филинов. Если бы я был орнитологом, то эта дата мне была бы очень важна.

– Да, – кивком соглашается со мной Игорь и помолчав, интересуется, – Куда пойдём завтра?

– Давай, по Перевальному? – предлагаю я, – Только, с другой его стороны.

– Давай.

– А, как у тебя дела? – через несколько минут, интересуюсь я.

– Нуу… – вздыхает Игорь, – Сегодня, вот, сколько норку не смотрели – всё глухо. За исключением двух сомнительных отпечатков. Вот… А по лисице – отлично! Вон уже, сколько экскрементов сушится!

Брат кивает головой вверх. Я тоже бросаю взгляд под потолок, на гирлянду пузатых матерчатых мешочков на верёвке, что протянута над печкой. Здесь есть и моя, немалая, доля…

Саратовский кордон. Пятнадцатое апреля. Утро. Мы торопливо едим, одеваемся в рабочую одежду и вываливаемся из кордона. Напрямую шагаем через долину Саратовской на запад, в сторону Саратовского борта…

Речка. Мы переходим её. У Игоря начинается работа – он обследует Перевальный, он ищет следы норки. Я брожу вокруг, в ближайших окрестностях…

Склоны Борта уже рядом. Я появляюсь перед братом: “Ну, как?”. Стоя в ручье, Игорь поднимает голову: “Хм! Никаких намёков на присутствие норки! И рыбы нет. Хотя в Саратовке рыба есть”.

– Ну, – киваю я, – В Саратовке рыба есть.

Мы выбираемся из ручья и сворачиваем к Борту…

Под самым Бортом, мы натыкаемся на след медвежонка – годовичка! Я приседаю над следом, на корточки.

– Десять сантиметров.

– Медвежонок. И так видно, – отзывается брат, – Маленький.

Мы стоим, озадаченно рассматривая отпечатки маленьких медвежьих лап, по уцелевшей под пихтарником, полянке снега.

– Вчерашний след… Один! – озадачиваюсь я, – Как это понимать?

– Не знаю! – пожимает плечами Игорь, – Как понимать… Пацан с рогаткой, шляется по лесу один! Не понимаю…

Сплошное недоумение, на наши головы…

– Давай, потропим. Может, что узнаем? – предлагаю я.

– Давай. Пока снег будет. Мы, ведь, не собаки.

И мы сворачиваем на следы медвежонка…

По подножиям Саратовского борта, зверёныш шлёпает в сторону Перевального. Здесь, под густым пихтарником, ещё лежит снег! Лёгкий медвежонок, без проблем шагает по нему. Мы же, особенно я, топимся по мягкому и местами ещё глубокому снегу, как кабаны. Из меня медленно, но уверенно, выходит дух…

Наконец, между лапами хвойника, впереди начинает угадываться просвет.

– Это пойма Перевального, – понимаю я.

Из-под кроны толстой ели, медвежонок скатывается в пойму. Ступив под чистый от снега ивняк, он сразу же решает подкрепиться. С дневничком в руке, я считаю его покопки на проталине…

– Девять штук! – сообщаю я брату, – Лизихитона.

С проталин, медвежонок шагает дальше. Дальше – простор снежного поля. Зверёныш собирается пересечь широкую ленту пойменного ивняка ручья. Но, вдруг, крутнувшись на месте, он торопливым шагом убирается обратно, под кроны спелого пихтарника. Мы тоже шагаем обратно, по следам полубегущего медвежонка. Чуть скосив взгляд на следы, я отмечаю, как комочки подтаивающего снега раскатывались из-под когтей спешащего медвежонка. Останавливаемся на краю хвойника.

– Что случилось? – Игорь, в недоумении, вертит по сторонам головой, – Шёл в ту сторону, и вдруг – обратно удрал!

– Не знаю, – отзываюсь я, – Интересно бы это разузнать.

И мы начинаем, широким полукругом, обрезать окрестности…

– О!

– Вон, след!

Мы издалека видим, что по краю хвойника с противоположной стороны ручья, куда намеревался перебраться наш подопечный, по снегу тянется вереница следов большого медведя. Мы с Игорем, прямиком направляемся к этим следам.

– На, подержи? – я протягиваю брату своё ружьё.

Я достаю из кармана рулетку и приседаю над отпечатком от передней лапы медведя. Игорь стоит рядом, присматриваясь к окружающему лесу. Его задача – по сторонам смотреть. Он трогает чёрным носком болотника когтистый отпечаток: “Да-а! У одинокого медвежонка, жизнь – не сахар”.

– Ага! – согласно киваю я, не поднимая лица, продолжая замерять ширину следа, – Шестнадцать с половиной.

Мы возвращаемся на след медвежонка и тропим его дальше…

– Саш! Помёт! – вскоре кивает Игорь вперёд по следу.

– Ага! – я вытаскиваю полиэтиленовый пакетик, – Лизихитоновый.

Вскоре, мы подходим ко второму помёту. Даже на глаз, я вижу, что и этот помёт состоит из лизихитона.

– Игорь! – говорю я, – Он, как все медвежата, ест один лизихитон. То есть, он кормится по сырым ольховникам.

– Ага! – кивает брат, шагая чуть впереди, – Значит, на сухой склон Борта он не пойдёт.

– Не пойдёт, – соглашаюсь я.

Словно прислушавшись к нашим рассуждениям, медвежонок поворачивает в другую сторону – в массивы сырых гленников Саратовской. А нам – уже по горло хватило тропить его по хвойнику, где ещё лежит снег. Поэтому, мы, без всякого сожаления, бросаем след медвежонка. Нам, сегодня – не по пути. Мы разворачиваемся и шагаем вверх, на склоны Саратовского борта…

Ах, Саратовский борт! Здесь уже давно нет снега! Сейчас – это одна гигантская проталина, прогретая солнцем! Мы бродим по склонам, с азартом собираем материал… И, постепенно поднимаемся выше середины высоты склонов Борта!

– Саш! Медведь пасётся! – замирает, с биноклем у глаз, Игорь.

Я тоже поднимаю бинокль. Внизу пасётся медведь.

– Хм! Весь чёрный!

– Ну. Взрослый.

– Ага.

Мы долго рассматриваем медведя в бинокль, с высоты нашего положения. Не задерживаясь, зверь, кормовым ходом, тянет вдоль подножия Борта. Мы спокойны – сама по себе, близкая встреча с медведем, нам не нужна. Мы, рыская челноками по колкам хвойников, разбросанным по всем склонам Борта, собираем материал.

– Саш, лёжка!

Моим глазам предстаёт лёжка взрослого медведя. Без подстилки.

– Смотри-ка! – делюсь я с братом, умной мыслью, – Тепло стало, так уже все лёжки без подстилки пошли!

И опять лёжка! И снова помёты!.. Я доволен – материал сегодня обильный, как никогда…

– Что там, за дырка, в склоне? – спрашивает меня Игорь.