Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

Вот – и вода рядом! Я шагаю к ручью, зачерпываю полведра воды. Натягиваю на руки тонкие, резиновые перчатки. В ведро с водой опускаю первый помёт. Срубленной рядом палкой, осторожно размешиваю содержимое… Кусочки лизихитона сразу всплывают на поверхность воды и я вынимаю их из ведра, отдельно, в кучку. В толще воды вольно распределяется мочалка жилок полупереваренных черешков белокопытника. Я выуживаю и их, в отдельную кучку. Через край, осторожно сливаю воду…

– Так! Косточек рыбы и мышей нет! – бубню я себе под нос, – Ну и ладно. Теперь нужно прикинуть объём каждого вида корма… Так. Пиши!

Игорь кивает головой. Он сидит, на солнышке, рядом.

– Лизихитон восемьдесят пять процентов объёма, белокопытник – пятнадцать.

Игорь записывает в дневничок…

Вот, я уже пятый раз шагаю с ведром к воде. Это – последний помёт…

– Этот медведь питается лизихитоном и черешками белокопытника, – рассуждает брат, глядя в дневничок, – В трёх экскрементах восемьдесят пять процентов составляет белокопытник. В двух других – такое же преобладание имеет лизихитон.

– Ага. А, вот, осенних косточек кеты и мышиных хвостиков у этого медведя нет!

– Ну и что? – вздёргивает плечом Игорь, – Так и должно быть. Он здоро-овый такой! А, значит – грузный. Ему, мышку в траве поймать – сложно. Ему, рыбная косточка среди камней на берегу – как слону дробина. Несущественный объём корма, ради которого не стоит шевельнуться!

– Ну, да! – соглашаюсь я, протирая резину своих перчаток, а потом и сами руки, ватным тампоном спирта.

Я подсаживаюсь к брату и беру в руки дневничок с записями…

– Фу! Саш! – улыбается Игорь, – От тебя сивухой прёт! Как от алкаша! У медведей – такой нюх! Конечно, они нюхают наши следы. И веточки, за которые мы берёмся руками… Интересно – что они о тебе думают?

– Ну! А ведь, точно! – усмехаюсь я, не отрываясь от записей, – Они убеждены, что я хожу всегда пьяный!

– Ха-ха-ха! – смеётся брат.

– А что? – совсем не смеюсь, я, – Они реально так думают! По запаху!.. Уже проспиртовался весь! Даром, что вовнутрь не принимаю.

– Не факт! – возражает Игорь, – Спирт через кожу прекрасно впитывается! А ты – каждые пять минут руки тампоном трёшь.

– Ха-ха-ха! – наконец прыскаю я, со смеху, – Точно! Так и алкоголиком стану.

Игорь тоже, вполголоса смеётся, глядя на меня…

Сегодня, мы весь день отработали по Саратовскому борту. Всё! Да и время уже подходит! Вокруг нас стоит тихий, тёплый, весенний вечер.

Вдоль подошвы Борта, мы вываливаемся в распадок Перевального. Чуть спускаемся по узкой пойме ручья вниз – и выходим к участку филинячьего дупла. Останавливаемся. Впереди, в прямой видимости – дерево с дуплом. Толстый ствол “ивового баобаба” темнеет сквозь кроны окружающих ив.

Теперь, мы – опытные. Первым делом, мы намечаем путь нашего отступления. Нам нужно укрытие, где мы могли бы дождаться возвращения вспугнутой птицы в дупло…

– Саш! Смотри, какое дупло! – вскоре оборачивается ко мне, Игорь.

Перед нами огромное, в рост человека, дупло в стволе старой ольхи! Оно – как вертикальное корыто, расположено на уровне почвы. Задней стенки в нём нет, зато в сторону филинячьего дупла открыта только узкая бойница.

– То, что нужно! – шепчет Игорь, – Вдвоём втиснемся!

– Ну! – коротко соглашаюсь я.

Кругом уже разлились синие сумерки. Мы шагаем к совиному дереву…

Дупло расположено метрах в четырёх над землей и входом своим смотрит вверх, почти в небо. Я сильно стучу ладонью по коре толстенного ствола ивы, прислушиваюсь к звукам… И не улавливаю никаких признаков жизни в дупле! Ничто не указывает на то, что дупло жилое – нет ни единого пухового пёрышка на стволе, нет белых клякс птичьего помёта на зелёных зонтах лопухов, вокруг.

Я вцепляюсь в выступ твёрдой ивовой коры пальцами и с усилием подтягиваюсь по стволу вверх…

Но Тятинский опыт не проходит даром и теперь – я не спешу засовывать свою голову в чёрный провал дупла. Скособочившись под дуплом, я поднимаю руку и провожу ею чуть выше края входа в дупло. Тотчас, из дупла выбрасывается птица! Моё лицо обдаёт упругим ветром. Мощно раскидывая в стороны свои огромные крылья, сова уходит вверх по ручью, к кромке чернеющего невдалеке, хвойника.

Теперь – скорее заглянуть в дупло! И я перегибаюсь через его край… На днище дупла, древесная труха сделана пологой ямочкой. На трухе лежат два таких же, как в Тятинском дупле, круглых, матово-белых яйца. Не мешкая, я торопливо свешиваюсь с ветви дерева вниз и едва дотянувшись, вытягиваю за руку наверх, Игоря – ему ведь, тоже очень хочется посмотреть дупло рыбных филинов! Теперь, мы вместе торопливо обшариваем глазами дупло…

Рядом с яйцами лежат несколько кусочков рыбы и одна, довольно крупная мальма.

– Мальма какая крупная! – шепчет Игорь, – Сантиметров двадцать пять длинной, будет!

Вдруг, раздаётся какой-то звук и мы замечаем, что одно яйцо зубчатой линией расколото надвое! Половинки скорлупы сходятся и расходятся, в такт дыхания птенца! И оттуда, из этого яйца, раздаётся редкое, грубое цыганье!

– Цыг!

– О! Филинёнок!

– Цыгает!

– Цыг!

– Как удачно попали! – восторгаюсь я, – День вылупления первого птенца!

– Ну!

– И дату не забудем – сегодня день твоего рождения, четырнадцатое апреля!

Мы торопливо осматриваем дупло.

– У-гуууу! – со стороны хвойника, над притихшей к вечеру речной долиной, несётся глухое уханье филина.

– У-гуууу!

Это беспокоится, согнанная нами с гнезда, самка. Мы торопливо спускаемся по стволу ивы вниз и бежим к своему укрытию…

Всё! Мы втискиваемся вертикально в своё полудупло и замираем. Теперь – надо ждать. Минута течёт за минутой…

Вдруг! Мы неожиданно видим, как высоко над нами, над кронами деревьев поймы, вниз по ручью, не таясь, летит рыбный филин!

– Карр! Карр! Карр! Карр!

Филина сопровождает почётный эскорт орущего во все глотки, воронья! От этого, я зло поджимаю губы.

– Вороны, суки! – тихо сообщает мне, смотрящий в бойницу, Игорь, – Сумерки уже! Откуда эти твари взялись?!

– Карр! Карр!

Я и сам слышу ворон.

– Мы рассчитывали, что они уже будут на ночёвке! – зло думаю я, – Неудача!

Чуть потеснив брата, я одним глазом приникаю к бойнице…

Гвалт вороньего карканья ушёл далеко вниз, по Саратовской. У нас, на участке дупла, всё затихает. Опять тянутся минута за минутой…

Вдруг, беззвучной, серой тенью, низко, буквально в метре над журчащей водичкой ручья, со стороны Саратовской, к филинячьему дереву скользнула сова! Резкая горка вверх – и птица с разгону исчезает в провале дупла.

– Вот, это, трюк! – едва шевелит губами, удивлённый Игорь, – Как она, ворон обманула!

– Ага! – соглашаюсь я, – Туда ушла открыто, по небу, собрала всё воронье! А потом, нырнула и у самой земли – обратно!