Алексей Горяйнов - В заколдованном Тринидаде

– Да я знаю.

– Он тут недавно Луиджи, хозяину ювелирного магазина, написал полотно маслом, вот такое огромное, получил за него полторы штуки евро и спустил их этим же вечером в одном ресторанчике, угощая всех подряд, а прихлебателей у Андрона много: хохлы, русские, поляки все подтягиваются, как только слышат, что он работу заканчивает.

– А что на полотне-то хоть было?

– Он сделал копию картины из здешнего кафедрального собора. На ней светлый ангел пронзает золотым мечом падшего ангела. Эту картину Луиджи заказал для своей мамы на день рождения. Луиджи – миллионер, Андрон ему и квартиру ангелочками под Рафаэля расписывал, да куда девались все эти бабки! Андрона тебе нужно увозить отсюда.

– Ладно, пока рано…

Хозяин еще одной таверны, Жанлуиджи, зная, что Андрон склонен к мотовству, выдавал ему гонорар частями, по пятьдесят евро каждый день. Тот на него ругался, требовал деньги за заказ, но босс ни в какую. Каждый вечер Дрону приходилось подниматься пешком по бесчисленным ступенькам на Пьяццо фуникулера, ведь полтора евро за фуникулер было заплатить жалко….

Факт безрассудного транжирства очень не нравился Ареку. Он мне потом еще не раз говорил:

– Прикинь, может потратить несколько сотен, угощая друзей, а на фуникулере экономит. Парадокс?

– Ладно, вы тут Дрона не особо муссируйте, – вмешался проснувшийся и сильно покрасневший от загара Миша.

– Да мы думаем, как бы ему помочь.

– Ему уже не поможешь, он человек мира, – проурчал водочный благодетель и, перевернувшись на бок, снова заснул.

– Что Миша все спит?

– Устает очень, пашет в трех местах: до обеда – на стройке, после обеда до восьми вечера моет посуду на набережной в ресторане, а ночью занимает пост директора туалетов на самой крутой дискотеке. Там звезды пляшут и танцуют голяком на столах.

– Да ну, звезды голяком!

– А как же! Так они от жиру бесятся. И знаешь, там какие голливудские красотки, бывает, оголяются! Не просто красотки, а миллионерши! Тетки, брат, пальчики оближешь! А Миша там смотрит за санитарным состоянием кабинок и выдает гигиеническую бумагу.

– А что делать, – заговорил вдруг Миша, не поворачиваясь к нам, – семью кормить надо, я ведь вызвал на остров жену с пятилетним сыном. В Украине жить стало совсем невозможно.

Мои деньги закончились, а на двоих Андрюхиного заработка явно не хватало – житуха на острове обходилась дорого. Я решил, не откладывая, выходить на работу. Андрей быстро договорился насчет меня с хозяином строительной фирмы, в которой работали поляки и Прапорщик. Андрея на острове многие знали.

– Я, может, и сам с тобой немного поработаю строителем. Знаешь, это неплохая зарядка для организма, – сказал художник.

Каждое утро в восемь часов строители-нелегалы собирались на маленькой площади в центральной части Капри. Главный распорядитель, он же прораб Никколо, обычно, как большинство итальянцев, задерживался, но если опаздывал рабочий, он с ним легко и навсегда расставался.

В то утро я, Андрей и Прапорщик получили разнарядку на реконструкцию виллы образца семнадцатого века, ее купила за три миллиона долларов какая-то англичанка. До виллы было идти километра полтора пешком, и все вверх, почти на тот утес, на котором располагалась резиденция Тиберия. По ходу я разглядывал окрестности: всюду на горе ютились богатые виллы, и дорога вилась то меж домов, то меж заборов, ограждавших обширные площади.

На строительной площадке нас уже поджидало несколько человек – два местных старика-строителя, Янош и Арек. Трехэтажная, без особых изысков, больше похожая на обычный особняк, вилла была окружена древним хвойно-лиственным лесом. Она стояла на площадке, вырубленной в крутом склоне горы, слева от которой за краем скалы виднелись отдаленные каскады террас с заброшенным виноградником, а справа находился отвесный головокружительный обрыв. Где-то посредине обрыва внизу выступал серпантин дороги, и несколько выцветших черепичных крыш выглядывало из-за скалы. И уже совсем далеко внизу переливалось в солнечных лучах море, по которому вдоль острова взад и вперед сновали маленькие, средние и очень огромные яхты, отсюда казавшиеся не крупнее тех обструганных щепочек, которые запускают дети в ручейках.

– Вон тот берег, – Андрей указал рукой, – это Сорренто. А вон видишь, правее остров туманится – это остров Нуриева, который лет пять назад выкупил Стинг. Ниже, там за серпантином, заброшенная вилла Крупа. На ней висит маленькая табличка: «Я построил эту виллу, чтобы созерцать восходы и закаты».

– Красиво сказано!

– Я там жил целый месяц. Мебели там, конечно, никакой, устроил себе логово из подручных материалов.

– И что так запросто можно там жить?

– Ну как сказать, вилла огорожена, приходилось перелезать через забор ночью. На воротах написано, что вилла охраняется государством как памятник. Но я жил. Правда, потом по соседству поселилась команда наркоманов. Пришлось съехать. Стремно стало. Шприцы кругом, да и неприятно созерцать восходы и закаты в такой компании. Тогда я наткнулся на грот возле яхт-клуба, ну да я тебе про эту тему рассказывал.

– Покажешь как-нибудь этот грот?

– Покажу.

Пока мы любовались окружающими красотами, пришел хозяин, дававший ранее разнарядку. Он долго беседовал со стариками-строителями, водя пальцем по чертежам. К этому времени на погрузчике подвезли мешки с цементом, песком и известью. Старики дали знать мне и Прапорщику, что мы будем работать с ними, на пальцах показали, сколько и каких мешков нужно спустить вниз, сами же налегке очень уверенно отправились по вырубленным в скале ступенькам к нижней терраске, из которой планировалось сделать смотровую площадку. Андрей с поляком остались возле виллы дожидаться архитектора – как позже оказалось, они начали рыть котлован под запланированный бассейн.

Наш с Прапорщиком рабочий день проходил так. Один стоял возле бетономешалки, забрасывая в нее составляющие для раствора, а потом этот раствор в ведрах подавал старичкам, делающим по периметру площадки каменное ограждение. Другой носил сверху от виллы глыбы сланца для кладки и двадцатипятикилограммовые мешки. На некоторых ступеньках приходилось балансировать над пропастью. Работали с Александром попеременно, но не покладая рук. Время работы – с девяти до четырнадцати часов, и всего один пятнадцатиминутный перерыв, во время которого старички вытаскивали свои туески с бутербродами и обедали.

Старшего из наших стариков я даже прозвал Папа Карло за его трудолюбие. Если я задерживался, присев с мешком цемента на ступеньки скалы, то сразу слышал строгий окрик: «Алекс, ты где?», «Виникуа!» («Ко мне!») Потом вообще поставили над нами надсмотрщика. Племянник хозяина фирмы приехал к дяде на каникулы подзаработать денег и целыми днями стоял над душой, грозя увольнением с работы. Я возненавидел этого мальчиша-плохиша, да и было отчего – от такой работы вены на ногах уже на второй день раздулись до невероятных размеров.