Алексей Горяйнов - В заколдованном Тринидаде

Мы остановились, не доходя нескольких метров до края обрыва. От того, что гигантская пропасть была совсем рядом, перехватывало дыхание. Андрей долго бродил по площадке, прежде чем обнаружил то, что искал. Мы тем временем искали тоже. Кругом глыбы, каменистая почва, заросшая лишайником, вьющимися растениями и низкорослым кустарником. Наконец Андрей воскликнул:

– Вот эти плиты.

Мы увидели две сильно выветренные гранитные плиты явно ручной огранки. Одна сильно завалилась назад, а у другой вообще только один край торчал из-под навала камней.

– Надписей я тут не нашел, – вздохнул Андрей устало. – Представляешь, сколько лет здесь ветра, дожди – все же открыто. Надписи все постирались. Да вот камней еще с горы с годами, похоже, нападало. Где здесь центральная клумба кладбища, понять будет трудно. И платана этого конечно же нет, должно быть, давным-давно вывернуло ураганом.

– Но, безусловно, клад был зарыт над самым обрывом, – предположил я, – пусть это будет северо-восточное, восточное или юго-восточное направление, безразлично, как видите, плато над пропастью выступает неровным полукругом.

– Да искать тут и искать, нужен по крайней мере металлоискатель, – опять вздохнул Андрей.

– Представляешь, какой он должен быть мощности? Везде каменная почва. А клад может быть зарыт на глубину больше метра, – сказал я.

– Значит, искать надо так, – рубанул ладонью Прапорщик. – Сначала нужно определить границы кладбища, а потом от его центра отсчитать двадцать пять шагов в направлении северо-востока, востока и юго-востока и бить в этих местах шурфы.

В словах Прапорщика был какой-то смысл. Во всяком случае, ничего лучшего в голову не приходило, за исключением того, что по-любому нужно найти хоть какой-то металлоискатель, поиском которого мы и занимались какое-то время.

Пока шел этот поиск, Прапорщик предлагал бросить работу во второй половине дня, чтобы у нас было больше времени на поиски клада. Однако Андрей сказал, что клад еще не факт что найдешь и синица в руках лучше, поэтому продолжать работать надо. К тому же каждое утро нужно показывать результаты труда архитектору. Кстати, забыл сказать, что края обнаруженного колодца мы осыпали в тот же час, как только вынули ларец, и таким образом замели следы.

– Вот найдем клад, – часто мечтательно говорил Андрей, – сниму на острове подходящий дом под мастерскую, напишу ряд картин и сделаю персональную выставку, благо раскручивать меня не надо, ведь, когда Лучано, полицейский, организовал мне в прошлом году разрешение на работу, у меня рисовались мама Альбана Пауэр, Мишель Платини, Ивана Трамп, секс-символ Италии Сабрина Ферилли, внук короля Фахда, а у маркизы Александры я вообще работал придворным художником в ее замке.

Однако возможность открыть свой салон подвернулась Андрею неожиданно с другой стороны. А дело было так. В восемь часов вечера он собрался идти за очередной полусотней в кабак. Получив деньги, художник завернул в «Маленькую рыбку» пропустить рюмочку. Зал был полон. Андрей примостился с краю занятого посетителями стола и уже опрокинул пару рюмок коньяка, подбираясь к третьей, как вдруг откуда-то сбоку послышалась грузинская речь. Почти инстинктивно Андрей вскочил, поднимая рюмку, и воскликнул: «Гамаржоба, генацвали!» Это было почти все, что он знал, но из компании ему приветливо кивнули. Тогда он рванулся со своей рюмкой за этот стол, но тут же ему путь преградил сидящий поблизости качок в пиджаке.

Художник опешил:

– Ты чё, дай к землякам пройти!

Но мужчина, оказавшийся телохранителем, заломил ему руки. Андрей вырвался, чуть не завязалась драка. Тут подоспел еще один дюжий телохранитель, и Андрея уже собирались выбросить на улицу, но в это время высокая гламурная дама, заседавшая в центре компании, на которую были обращены все взгляды, взмахнула рукой:

– Не трогайте его! Пусть подойдет ко мне.

Андрея пропустили, но он уже был озлобленный, смотрел из-под бровей.

Женщина спросила:

– Ты грузин?

– Почти. Папа – грузин, держал сапожную мастерскую в Тбилиси, а мама – русская, врач.

– И я родом из Тбилиси, подумать только!

Пока Андрей говорил это, он видел, как быстро менялось лицо этой властной женщины. Ее суровость вдруг превратилась в нежность, одухотворенность и саму ласку.

– Милости просим к нашему столу! – сказала она, и сидящий рядом с ней мужчина мигом уступил Андрею место. – Мария, – представилась она и спросила, из какого он рода.

Андрей сказал, что он из рода Гагачури, и стал рассказывать о своих кавказских родственниках. Она не верила своим ушам! Воскликнула: «Подумать только!» Получалось, что ее дедушка Автандил приходится троюродным дядей Давиду, дяде Андрея.

– Господа, – вдруг торжественно провозгласила Мария, хочу представить вам своего дальнего родственника Андрея Румянцева. В честь этого угощаю всех гостей шампанским!

– Ура! – раздались возгласы в копании и по сторонам и посыпались аплодисменты.

Мария дала указание, ее подручный подошел к метрдотелю, и вскоре всех посетителей таверны стали обносить подносами, на которых стояли высокие бокалы с дорогим напитком.

– Широко гуляешь, Мария, откуда такие капиталы? – поинтересовался Андрей.

– Я, Андрей, президент одного из филиалов компании «Смирнов-водка». Во время отдыха могу себе позволить… А ты как на Капри оказался?

– Я художник. Живу на Капри уже третий год нелегалом, иногда хорошо зарабатываю на портретах, но пока жду очередной пермит, предыдущее разрешение на работу давно закончилось.

– А что, за портреты здесь хорошо платят?

– Да, остров миллионеров, да и богатых туристов много. Пятьдесят евро я беру за портрет, когда рисую на центральной площади, на Пьяцо Фуникулера.

– Какие дальнейшие планы? Разбогатеть на портретах?

– Открыть салон, писать и продавать большие художественные полотна.

Андрей слышал отовсюду раздавшиеся возгласы за их здоровье и прикидывал в голове, что бокал самого рядового шампанского здесь стоит 25 евро, а посетителей в таверне человек двести и все пьют шампанское. Это сколько же у нее денег, если она вот так одним махом может швырнуть пять тысяч долларов.

– Ты точно из рода Гагачури, – сказал он, – только мы можем так гулять!

В это время со сцены полились волшебные звуки грузинской мелодии – оказывается, дети Папы умели играть не только итальянскую классику. Вокруг Андрея народ зашевелился, на него бросали льстивые взгляды, яства подавались роскошные и в большом количестве. Художник посматривал на всех горделиво, взглядом доброго грузинского князя.

– Извините, Мария, я ответную поставить не могу, в кармане не хрустит, но я хочу спеть для вас песню, мои друзья, дети Папы, мне подыграют.