Эми Стэнли - Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

Как все крестьянские дети со временем знакомились с молотилками и рыбачьими сетями, точно так же дети Харумы погружались в мир церковной утвари. Их дни были пропитаны запахом благовоний, курящихся на алтаре, и размечены низкими, гулкими ударами колокола, созывающего деревенских жителей в главную комнату храма на молитву. Цунено во время службы научилась перекатывать в ладонях прохладные бусины четок. Запомнила первую и самую главную молитву: «Слава Будде Амиде» ( Наму Амида Буцу ) – такое мог выговорить даже малыш [38] О теологических дебатах на тему, возможно ли спасение детской души, см.: [29, p. 54]. .

За порогом храма девочка познавала тот мир, в котором дети провинции Этиго знали и умели всё. Цунено росла, разговаривая, как и все вокруг нее, на местном диалекте [39] Например, Цунено не различала гласные е и и , о чем свидетельствуют диалектизмы в ее письмах: вместо «Эдо» – Идо ; вместо «майру» – маэру . Подробнее о диалектных формах в женских письмах см.: [253, p. 275–291]. . Зимой, прикрепив снегоступы к соломенным сапогам, она училась шлепать по рыхлому снегу, прокладывая себе дорогу его утаптыванием, а не расчисткой [40] См.: [207, p. 13–16, 149, 168]. . Весной, когда снег покрывался твердой оледенелой коркой, она могла ходить не поскальзываясь и подсмеивалась над падающими младшими братьями и сестрами. Скорее всего, она лихо играла в снежки, ловко строила снежные замки, умело разводила зимний костер в ямке в снегу, используя в качестве растопки рисовые отруби. Если не она сама, то по крайней мере ее братья точно овладели всей этой премудростью.

Одного из старших братьев Цунено, Котоку, усыновила семья лекаря, жившая в соседнем городе Такаде [41] В той семье его имя было Идзава Котоку ; позже он тоже стал лекарем и практиковал в Такаде, см.: [169, #2111]. Цунено звала его старшим братом [169, #1709]. , где стоял замок местного господина. Большинство из двадцати тысяч жителей Такады ютились в темных, узких городских домах, спрятанных под сплошной линией карнизов. Зимой люди залезали на крыши, чтобы очистить их от снега, который затем сгребали на дорогу. К середине зимы эти снежные сугробы становились столь высокими, что с них можно было спокойно обозревать крыши домов и смотреть на горы [42] См.: [207, p. 13–16]. . Наверное, Котоку учил Цунено залезать на самый верх таких сугробов.

В Такаде, перед замком, стоял мерный трехметровый столб – в самые суровые зимы снег покрывал его полностью. Дети провинции Этиго привыкли говорить о буранах и замерзших насмерть лошадях как о чем-то вполне заурядном. Даже гигантские сосульки, растущие внутри их домов и свисающие с потолочных балок до самого пола, не производили на них никакого впечатления. Они научились проводить целые дни в темноте, поскольку окна и двери заносило снегом так основательно, что разгрести эти завалы не мог никто. Чтобы скоротать время, девочки пели, хлопая в такт в ладоши, или рассказывали истории, начинавшиеся с однажды и давным-давно : «Однажды рыбак по имени Урасима Таро спас морскую черепаху…»; «Давным-давно дровосек и его жена нашли в полом стебле бамбука крошечного ребенка…»; «Однажды молодая ткачиха влюбилась в пастуха…». Сторонний наблюдатель, возможно, заметил бы, что подобное времяпровождение в зимние дни не лишено своеобразного уюта и очарования – и, пожалуй, дети согласились бы с ним. Но для их родителей в подобных зимах не было ничего возвышенного и даже милого. Для любого взрослого зимняя пора становилась проверкой на прочность. Писатель Судзуки Бокуси – наиболее известный из всех литераторов, родившихся в том снежном краю, – сетовал: «Какая нам радость от снега в Этиго, если каждый год его выпадает немерено? Мы истощаем свои силы и средства, мы испытываем массу мучений и неудобств – и все из-за этого снега» [43] [207, p. 9]. .

Утешало одно: все знали, чего ожидать. Как говорили старики, «морозам быть от осеннего равноденствия до весеннего» [44] [109, p. 53]. – крестьянам приходилось лопатами расчищать поля от снега, чтобы засеять их рисом. Но в конце концов начинался ледоход, долины освобождались от снега, а на четвертый или пятый месяц разом распускались все цветы.

В короткие летние месяцы, когда снег полностью исчезал, Цунено исследовала окрестности родной деревни. Дома в Исигами доходили до Большого и Малого прудов – водохранилищ, из которых весной спускали воду на рисовые поля [45] [109, p. 336]. . Подобно всем детям, она измеряла протяженность пути затраченным временем и количеством шагов – к примеру, чтобы обойти вокруг Большого пруда, ей требовалось целое утро, – тогда как взрослые представляли то же самое расстояние в цифрах и заносили их в свои бумаги. Большой пруд для Цунено был просто огромным сверкающим озером, а взрослых, скажем ее отца, прежде всего интересовали детали: высота насыпи, площадь поверхности воды, количество осадков и отмеченный в календаре день, когда шлюзы откроются и вода начнет заполнять голые черные поля.

Не только жители деревни Исигами замеряли расстояния и рисовали цветные яркие карты местных рисовых полей, расчерченных дорогами [46] [169, #1451, 1452]. . В то время шло изучение и измерение всей территории Японских островов. Незадолго до рождения Цунено картограф Ино Тадатака, вооружившись компасом, секстантом и своими знаниями о звездах, исследовал провинцию Этиго [47] [248, p. 93–97; 38, p. 94–101]. . Он прошел вдоль побережья Японского моря от северной оконечности Хонсю, крупнейшего острова архипелага, до порта Наоэцу и повернул в глубь острова – к городу Такаде. Оттуда он отправился в горы, записывая названия деревень, через которые проходил, и отмечая количество домов в каждой из них. В дальнейшем на основе своего дневника землемера [48] [175, p. 69]. он составил карту южной части провинции Этиго, которую преподнес сегуну. На карту были нанесены изгибы и выступы береговой линии, город Такада, небольшие деревни вдоль Северной дороги и знакомая всем местным жителям гора Мёко, пик которой неизменно появлялся на горизонте, когда рассеивались облака. Деревня Исигами, находившаяся в стороне от больших путей, в те времена была еще слишком мала, чтобы попасть на карту. Даже на месте Большого и Малого прудов осталось лишь белое пятно. Чтобы появиться на подробной карте провинции Этиго [49] [75, vol. 80] – см. карту провинции Этиго. , обоим прудам придется подождать несколько десятилетий – правда, к тому времени провинцию переименуют, и она получит название префектура Ниигата .

Между тем Цунено могла бы составить собственную карту лесов и полей, раскинувшихся вокруг Большого пруда. Она отметила бы на ней поющих в траве цикад и потрескивающих крылышками черных стрекоз, кругами носящихся над водой. Вдоль берега у нее на карте выстроились бы кедры, а на поверхности пруда покачивались бы водяные орехи и лотосы. В мире растущей девочки водились самые разные загадочные создания, которые таились в темной чаще и прятались в глубине прудов. Цунено не могла их ни увидеть, ни потрогать, но, что они там есть, знала точно. Собственно, как знали и остальные дети – ведь эти существа были известны всем. В Большом пруду резвились водяные духи, а между деревьями сновали лесные духи с длинными красными носами. Даже у обычных животных имелась тайная жизнь. Барсук оказывался плутом. Лисица могла оборачиваться в прекрасную женщину. Кролик каждое полнолуние усердно вымешивал клейкие рисовые лепешки.