Юлия Беликова - По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере

Наши мамочки начинают прикладывать своих деток к могилке. Вову на костылях тоже подводим, спешно набираем земельки.

– Мама, а нам земли? – волнуется Фрося.

– Так у нас пакетика нет, – отвечаю я.

Тогда кто-то дает ей синенький бахил, и она, счастливая, насыпает земельки в него.

Отправляемся в домик матушки Сепфоры, где она жила на склоне лет и молилась. В домике толчется уже другая группа паломников, и нам там всем тесновато. Кое-как протискиваемся в комнатку матушки и сажаем на кушеточку, где она спала, неходячих и больных деток. Четырехлетний неходячий Костик заваливается на кроватке на спинку, и так ему там хорошо: лежал бы себе, казалось, да и лежал бы. Я мажу деток и мам с бабушками маслом из лампадки, стоящей у икон матушки.

Оказалось, что не все дошли с нами в домик, некоторые растерялись по лавкам и храмам.

В домике дети ныряют в вазочку с конфетами, которая всегда наполняется для того, чтобы все угостились. При жизни матушка Сепфора каждому раздавала конфетки – пустячки, как она их называла. И побивала всех палочкой, которую она натирала иорданской водой и смазывала святым маслом. Так она выбивала из людей нечистую силу.

К сожалению, палочка сейчас висит под стеклом, но было время, когда всех приходящих к матушке в домик послушницы постукивали по спине. Говорят, паломники чуть не растащили палочку на сувениры, поэтому ее и убрали под стекло.

Настя прикладывает Машины больные ручки к этой палочке под стеклом, и они долго стоят с ней так и молятся.

– Не расскажете ли вы нам что-нибудь о матушке? – спрашиваю я смотрительницу домика.

– А стоит ли? Ваша группа уже вся разбрелась. Купите лучше буклетик, там все написано, – говорит она и показывает мне небольшую книжечку.

– А сколько она стоит? – спрашиваю я.

– Сто рублей.

– Ясно. Жалко. У меня уже и денег больше нет, – огорчаюсь я.

– А кто у вас богатенький? Пусть и купит, – подхватывает она.

Меня коробят эти слова, и я смущаюсь. Но куплю, думаю, хоть акафист за 40 рублей. Это мои последние деньги. Смотрительница, видимо, передумав, говорит:

– А знаете? Возьмите так, это – подарок! И сами почитаете, и своим расскажете.

Я великодушно раскланиваюсь и спрашиваю:

– А где сейчас дочки матушки Сепфоры?

У матушки при жизни было четыре дочери, я читала об этом раньше.

– Одна умерла схимницей. Вторая монашество принимать отказалась, посчитала себя недостойной. Дочка Ксения, старая схимница, живет у нас за оградой монастыря, в богодельне. Ей уже 90 лет. А где последняя, и не знаю.

И я еще раз с чувством уважения думаю о матушке Сепфоре, ведь она и сама дожила до 109 лет. И когда ей уже сложно было стоять на службах, она била свои ноги палочкой, наверное, той самой, и приговаривала: «Стойте, непослушные!»

Так как времени на монастырь мы выделили всего 40 минут, поскольку все уже были изрядно уставшие, мы с Тихоном и Фросей стали торопиться к автобусу. Но оказалось, что мы пришли первые. В храм мы уже не пошли, чтобы остальных не задерживать, а вот остальным как раз захотелось и в храм, и в лавку. Как не зайти? Собираемся долго и когда уже собрались отъезжать, звонит Марина Александровна:

– Юля, а на источник вы поедете в Клыково?

– Марина Александровна, да мы устали уже!

– Да вы что? Там же такое благодатное место, привезите мне воды оттуда чеплашку!

И вот мы едем на источник. Самые неутомимые стали спускаться. Часть мамочек с детьми остаются поджидать нас в автобусе, попросив и им набрать водицы. Спустившись по деревянным ступенькам в глубь леса, мы оказываемся на источнике матушки Сепфоры.

Бабушке семилетнего Вани поручаем набирать воду, а сами идем в купальню. Фрося спрашивает у меня разрешение нырнуть, и я обреченно машу рукой. Хоть и стоит на дворе только 19 марта и морозец еще в силе, я думаю, что раз после Колюпаново она не заболела и все обошлось только соплями, то что уж тут – пусть купается. И худенькая семилетняя Фрося ныряет с головой, как маленький головастик. Вслед за ней спускаются в воду и мама Таня с подружками.

Одеваемся наспех, довольные, веселые. Успеваем и бабушке помочь налить воды. Чтоб не перепутать с шамординской водой, пишу на крышках бутылок букву «С», что значит «Сепфора».

Поднимаясь с водой от источника наверх, разговорились с бабушкой Вани.

«Утомил он меня сегодня, – говорит она и пускается в размышления, отвечая попутно на мои вопросы. – Я же с ним всегда одна. Живем мы в Рязани. Мама его служит медсестрой по контракту в Коломне, папа свинтил от них очень рано. У Вани поражение нервной системы, родился 900 граммов – не хотели выхаживать даже. Пришлось приписать немножко веса, чтобы в реанимацию отправить. Долго лежал, когда выписали, весил кило 700. У них и перед этим такой же ребенок родился – умер.

Бабушка выглядит довольно пожилой, хотя ей всего 57 лет. Достается ей от Вани, конечно.

Усаживаемся в автобус, и опять звонит Марина Александровна, спрашивая, чем одарил нас отец Илиодор, и просит поделиться снедью с водителем Юлей. Но наша Юля оказывается очень скромной и отказывается от всего, что мы ей предлагаем.

Домчались мы в санаторий быстро, прямо к ужину, как и хотели. Приносим в столовую пироги, конфеты, яблоки. Всех угощаем. А потом еще и по отделениям разносим – медсестрам, воспитателям и, конечно, Марине Александровне.

И на другой день продолжаем все это есть. И мне вспоминается притча, как Господь накормил пятью хлебами и двумя рыбками несколько тысяч человек.

Книжки Нины Павловой, подаренные отцом Илиодором, решаем отнести в библиотеку, пусть люди читают. Но Марина Александровна решает иначе:

– Возьмите их, девчата, себе. Ты, Юля, и ты, Настя.

– Да что вы, Марина Александровна? – смущаюсь я, хотя в тайне и мечтаю о зеленой книжечке.

– Да, да, возьмите!

И я с благоговением беру себе книгу «Иди ко мне», а Насте отдаю «Пасху Красную».

Таня ходит, собирает по палатам пузырьки, чтобы разлить всем масло, привезенное из Оптиной. Кому-то не хватает, и я великодушно хочу отдать свое, но вспоминаю, с каким трудом доставал его Тихон, и передумываю. Просто немного отливаю. И воду тоже делим по-братски.

На следующий день нам нужно уже уезжать из санатория. Таня приносит мне мою книжку про новомучеников, которых она успела так полюбить. В Оптиной такой книжки уже не было, видимо, все раскупили, и она не смогла ее купить и была расстроена.

«Таня, а бери эту книжку себе! – принимаю я решение, такое же благородное, как и решение Марины Александровны, – у меня дома другая есть».

Таня не верит своим ушам, но берет. Мне кажется, что новомученики особо позвали ее к себе, недаром она все хотела увидеть колокольню, на которой они были убиты.