Илья Шаблинский - Путешественники

– Ты разве любуешься? Ты в основном писаешь, – холодно ответствовала Ирина.

Чемодан он у нее все же отобрал, но в поезде сел отдельно, и весь путь до аэропорта и потом, почти до самого объявления посадки, они не общались. Ирина еще бродила по магазинам такс-фри, одна уходила пить кофе (он отказался). Потом она купила какой-то желанный подарок дочери и неожиданно оказалась умиротворенной и добродушной. Примерно в это время ему написал, а потом дозвонился Эдик. Забавно, что его сигнал был сейчас для Сергея, пожалуй, приятен. Эдик был, кстати, единственным, кто был посвящен в роман. И дважды тайно принимал у себя на даче. Было дело.

– Ну ты как там? Нашел в аптеке? Или обошелся? – Эдик хотел прежде всего выказать заботу.

– Да, обошелся, все норм, – Сергей с телефоном у уха отошел к гигантскому окну, за которым нежились в дымке тела «Боингов».

– Все нормально прошло? – уточнил друг. – Ну ладно, а то знаешь… Короче, сегодня утром мне твоя позвонила. Слышь меня? Говорит, не может тебе дозвониться, мол, в первый день поговорили, а потом вырубил телефон. Беспокоилась. А я ей типа говорю, что там у них, наверно, на заседаниях положено отключать.

– Да, – признал Сергей, – выключал… Позвоню ей.

– Такой тяжелый был базар, – пожаловался Эдик и, сменив интонацию, сказал: – Слушай, я не хочу типа лезть в твое частное пространство, но ты, насколько помню, собирался расставить с ней все точки, да? По приезде?

Сергей покосился по сторонам:

– Считай, что нет. Планы меняются. Статус ку-во.

– Ага, – тут же понял Эдик, – тогда слушай, если типа статус, то ты должен сознавать, что… короче, Ирка от тебя тогда уйдет. В ближайшие же месяцы. Скажу, как геолог геологу.

– Да, – сказал Сергей, – я знаю. Ну что поделать.

– И я говорю, – быстро согласился Эдик, – нам не подвластны явленья природы. Короче, ждем, давай.

Сергей повернулся спиной к «Боингам» и посмотрел на Ирину, которая тоже изучала нечто на экране своего телефона. Через минуту объявили посадку. Стоя в небольшой очереди в рукаве, ведущем в салон самолета, он старался никого не задеть сумкой и рассматривал то затылок, то профиль Ирины. Их места были в хвосте, ее – у окна, его – в центре. С края был пожилой загорелый француз. Сергей заметил, что Ирина, кажется, была в добром расположении духа: улыбалась в пространство. Он мягко произнес: «До свидания, Париж». Но она, вроде бы не расслышала и отвернулась к окну.

В скором поезде Неаполь – Рим он сидел напротив жены и дочки. Сын со своим новым телефоном устроился на отшибе – в другом углу вагона. Он перешел в восьмой класс и демонстрировал независимость. Виталий посматривал в окно и еще исподтишка любовался женой. Жизнь была на пике: ему было сорок, недавно его поставили руководить отделом рекламы, за окном плыла Италия. Жена Аля была на пять лет его моложе, носила легкие короткие платья, темно-каштановую челку до бровей, стремясь к стилю, который можно было бы определить, как «вчерашняя школьница». В общем, ей удавалось. Бледные веснушки образу добавляли трогательности. Сам Виталий был натуральный отец семейства – крупный, пухлый, лысоватый, озабоченный.

Он листнул купленный в Москве путеводитель и снова мельком взглянул на жену.

– Через двадцать минут прибудем, – сообщил он.

– Мороженого купим? – спросила дочка.

– Ты одно уже съела, – сказал папа.

Рим был его мечтой и постоянной задачей-максимум на некий следующий отпуск. Мечта мерцала, планы постоянно сдвигались. Виталий знал, что это будут пять или семь весенних или все же летних дней, что будет полдень, блистающая синева, неспешное блуждание вдоль древних стен, поиски привала в прохладных каменных проулках с латинскими названиями. Он мыслил, что будет именно со всей семьей – с Алей, с сыном и дочкой.

Он планировал это несколько лет. Римские перекрестки ждали его, но всякий раз что-то мешало. Например, неурядицы бюджетного плана. А еще жена предпочитала отдых у моря, то есть в Турции или на Крите. У нее в принципе были другие мечты.

Но наконец все сложилось. И чудо состояло в том, что сложилось тогда, когда у Виталия все было хорошо. Отпуск ему дали с середины июля. И с женой этим летом он нашел компромисс: они приехали все-таки к морю, но в точку, которая лежала недалеко от зоны мечты. Точка была тоже себе ничего и называлась городок Сорренто. По прежним меркам это сулило дикие, неподъемные траты. Но отпускные по новой должности меняли реальность.

Они провели четыре дня в Сорренто и теперь ехали в Рим – на два дня с ночевкой. Это тоже было чудом.

Аля, моргнув, посмотрела в упор:

– Ты чего смотришь? Что у меня нос облупился? Заметно, да?

Вокзал в Риме встретил их дрожащим зноем. На площади, пока Виталий ошалело крутил головой, Аля первой ухватила такси. У подъезда могучего старинного дома они среди десятка латунных и пластиковых табличек усмотрели табличку с названием отеля. В номере их ждала скисшая духота. Виталий бросился искать пульт от кондиционера, но снова Аля нашла первой. Спустя час они вывалились из гостиницы обратно в вязкий зной. Небеса, как и мечталось, сияли лазурью. Ее, пожалуй, было с избытком. Римское метро немного порадовало кондиционированной прохладой, но эскалатор вскоре вынес их снова на свет, прямо под стену Колизея. Аля даже вскрикнула восхищенно. Они побродили вдоль темной античной стены по горячему асфальту. Вставать в длинную очередь, чтобы купить билет для проникновения внутрь, не захотели. Потом по программе был Пантеон и площадь перед ним. Тут они сидели в кафе, и дочь выпросила вторую порцию мороженого – фисташкового. Сидя под полосатым навесом, Виталий аккуратно осматривал соседей, ближайшие пять столиков. Тут была и целая шумная семья, и несколько молодых парочек. Он пришел к выводу, что конкуренции чуть загоревшей Але не составит никто. Даже совсем юная тощая девка, которую периодически томно и длинно целовал ее бритоголовый спутник. Поцелуи, кстати, не мешали ему искоса бросать взгляды на Алю. Виталий точно это видел. Тощая подружка, тоже что-то почуяв, брала его небритую физиономию обеими руками и поворачивала к себе.

Потом они взяли такси и, следуя плану, добрались до площади Испании с ее лестницей. Виталий по дороге размышлял над философской проблемой. К сорока годам, по его ощущениям, мужчина должен был добиться чего-то такого, чем можно было бы гордиться. Серьезных доходов или репутации. Но к этому же дело не сводилось. Жизненный успех мужчины измерялся и тем, какая рядом с ним находилась женщина. И тут Виталий ощущал, что кое-что в этой жизни ему удалось. И то, что происходило в данный момент, было счастьем. Немного огорчало лишь то, что ему никак не удавалось похудеть. Сделать тело более рельефным и крепким. Такая цель, в общем, ставилась. Но тут, в Италии, она казалась вовсе недостижимой.