Михаил Немо - Либертанго

– Ну, распополамь с кем-нибудь – кислота хорошая, вставит нормально.

– С кем бы?.. Может, ты найдешь?

– Кто мог, у меня уже взял.

Чел вернулся вместе с Рыбой на кухню.

– Максик, ты дома! – Рыба чмокнула его в щеку (стоя, она была вровень с сидящим на стуле соседом) и за черенок вытянула из миски пару черешен. – М-м-м, ягодки…

– Может, ты хочешь? Половинку? – обратился Чел к Максу. – Ты ведь еще не пробовал? Тогда половинка – в самый раз, больше не надо.

– Больше не надо, – вздохнув, со значением подтвердила Рыба.

Чел достал из сумки крошечный кусочек фольги, развернул и положил на стол. Внутри оказалась еще меньшего размера квадратная картонка – «трип» – с изображением пучеглазого мультипликационного человечка.

За время жизни в квартире Макс неоднократно присутствовал при купле-продаже, а также приемах ЛСД. На принявших «трип», как правило, начинала «давить крыша» и их куда-то уносило, так что Максу не доводилось наблюдать кислоту в действии.

Он знал, что ЛСД не вызывает зависимости, но при неразумном употреблении может «спалить» мозги. Останавливало в основном то, что кислота, номинально попадая в категорию «тяжелых наркотиков», была несовместима с Максовыми представлениями о себе: бакалавр, экономист, одним словом – человек серьезный, здравомыслящий, «нормальный». Он вообще отделял себя от всей этой братии «торчков», проводя незримую черту между «я» и «они». Другие – нормальные, – с которыми он учился и жил в общежитии, были ему ближе, понятнее, и возможно, именно поэтому Макс с ними скучал. Но если они – нормальные, значит Чел и иже с ним – ненормальные, а что же в тех нормального, а в этих такого уж ненормального, когда он…

– Макс, ты завис. – Рыба провела ладонь перед неподвижными зрачками уставившегося на цветную картонку соседа и принюхалась: – Вы тут пыхали! Без меня?! – Потешно уперев руки в боки, Рыба укоризненно взглянула на Чела.

– Действительно, – произнес Макс, оторвавшись наконец от созерцания картонки, – скрути-ка, Петя, еще косячок. А там посмотрим.

Чел достал из сумки кассету и заменил стоявшую в магнитофоне. Заиграл «АукцЫон», альбом «Птица».

– …а Лифтер узнал всю пра-авду. Не за что биться, нечем делиться: всё об одно-ом… – подпевал Чел гимну лифтян, скручивая косяк.

Рыба и Макс, наблюдая за священнодействием, поглощали черешню.

Купив по дороге собачий корм, спустились в Лифту.

В одном из домов на полу сидело в кружок несколько человек. Чел вошел и, разорвав принесенный пятикилограммовый пакет, высыпал содержимое в центр круга, прямо на каменный пол. Пакет выкинул в бездонную дыру в середине комнаты.

К коричневым шарикам потянулись руки, и люди с аппетитом захрустели собачьим кормом. Кто-то притащил из угла пластмассовую бутыль с кетчупом и выдавил ее на съедобную пирамиду – руки замелькали с удвоенной быстротой. «Животные – прежде всего», – вспомнил Макс слова Чела. С улицы зашли собаки и присоединились к трапезе.

Сошедшие из Иерусалима посидели со всеми, раскурили косяк. Макс тоже попробовал собачий шарик: съедобно.

– Ну что, – сказал Чел. – К источнику?

Макс, Рыба, Чел и еще двое лифтян (один из них, которого все называли Пеликан, однажды показал Максу черный луч; второго он видел впервые) вышли наружу. Петя достал из сумки миниатюрные ножницы, разрезал «Симпсона» и раздал половинки Максу и Рыбе. У лифтян «трипы» были при себе.

Положив картонку под язык, Макс ощутил горечь – характерный вкус лизергиновой кислоты.

– Минут через двадцать начнет действовать, а через сорок полностью вставит, – сказал Чел, беря шефство над неофитом. – Прольется, прольется кислотный дождичек!

Придя к источнику, ребята сели на пригорке, с видом на воду. Чел – поэт, пророк и повелитель стихий – обратил взор к небу и простер руки:

– Грядет великое оледенение, суровый, бледный холод – эра абсолютного нуля!

В десятке метров от них, возле каменного бассейна находилось несколько человек. Двое религиозных мужчин сидели на парапете: широкополые черные шляпы, бороды, пейсы, белые рубашки, черные брюки. В руках у каждого – Тора. Неподалеку от них расположились трое молодых ребят в просторных цветных одеждах. Один был с обритой головой, другой – с собранными в пучок дредами, третий – длинноволосый. Парень с дредами перебирал струны гитары, его друзья негромко переговаривались на иврите.

Макс испытывал внутри себя непривычное волнение: словно бы в верхней части туловища что-то робко толкалось – в грудь, плечи, спину, – просилось наружу – пустите!

– Ты как вообще? – Сидящий по правую руку Чел с любопытством взглянул на Макса.

– Подпирает…

– Меня тоже, – ободрил Чел. – Почти что догоняет.

Быстро темнело. Наверху – в Иерусалиме – зажглись огни. Над Лифтой взошла луна.

Возле бассейна один из молодых ребят, с длинными волосами и красивым узким лицом, подошел к бородатым мужчинам – попросить огня, а может, узнать, который час. Завязался разговор. Макс со своего места слышал и наблюдал. Древнееврейский язык резонировал в иерусалимском камне.

– В Торе – вот здесь, – говорил бородатый мужчина в белой рубашке, – все ответы. Больше ничего не нужно. Ты выполняешь предписания – остальное делает за тебя Господь.

– Но ведь интереснее понять самому! Разве Бог не дал мне свободу, чтобы во всём разобраться?

– Как же ты сам разберешься? Бог создал нас и всё остальное, и дал руководство. – Книжник потряс Торой. – Без этого ты наделаешь глупостей, погрязнешь в грехе.

– Но если во всём следовать книге, зачем вообще жить? Следовать составленной программе – как машина? – горячился парень.

– Эту программу составил Всевышний – для людей, а не для машин! Вот, смотри, здесь написано…

– Я знаю, что написано! – перебил парень, резко взмахнув рукой. – Книга книгой, но важно самому познать мир. У нас есть ноги – мы можем ходить, руки – чтобы делать, глаза – видеть, а уши – слышать! У нас, наконец, есть сердце – чтобы мы жили! Прости, я волнуюсь…

– Ничего, Бог всё стерпит. Ты еще молод, но однажды обязательно тахзо́р бэ тшува́ – «вернешься к Ответу», в лоно истинной веры. Станешь жить по Закону, чтить Закон…

Разговор кружил по спирали, светящимся разноцветным удавом сжимая кольца вокруг незримого центра – невидимой черной точки:

– Всевышний.

– Свобода.

– Ответ.

– Вопрос.

– Закон.

– Хочу.

– Грех.

– Сам.

– Он.

– Я.

– ?

– !

– .

Макс обернулся влево – туда, где в шаге от него сидела Рыба. В то же мгновенье девушка повернулась к нему. Ее глаза горели белым, и Макс, на миг ослепнув, в них полностью утонул. Его охватил страх: он один во всем этом свете!