Полина Amparo - Жидкий Талмуд – 25 листков клёна

~

Познавший более дозволенного – изгой: система щепетильна со вкусившими сок лимонный, себя истинной. Помню налёт презрения к себе-ребёнку – и многое, исходило от звавших себя взрослыми, что ребёнку знать и слышать незачем, – помню веяние простолюдинства – отсознательного – к себе: агрессии из недоумения – от антипримера, худшего – чем может стать человек, – вовсе не бездомным, вовсе не сколовшимся, вовсе не спившимся, – но пустым – опустошающим невежеством, пафосом и мелочностью, детей – одного за одним, – и рассмотревшим во мне, недостижимое.

~

Глава Седьмая

Город-Призрак принял меня обезличенным, честным и слепым, – чтоб перевернуть карты Пасьянса Судьбы, под арпеджио аккомпаниатора ночи. Осень сыпала слёзы Реки Небесной. Неопределённость расцвела – за которой странствуем.

Сидела на граните – во витиении пледа – собралась нерожденной, окунула лицо в ладонь, а другую обратила к прохожим, – подобно каждому из нас – в надежде на милость одобрения, от встреченных, встречающих и незнакомых… Прохожие оставляли монетки – но не медь в панировке микробов звучала в молении: слеза высекалась искрой и очищала медь в руках шершавых, иссушенных Ветром , хладом и одиночеством, – без намёка на уединённость: одиночество – окружение толпами толп; одиночество – звучание имени мертвеца; одиночество – окружение безличным; одиночество – идти сквозь пустыню жизни ни разу не обернувшись на тень и не сознав – чем являешься.

Выпечка отдаёт тепло и плоть – принявшей: круассан не умещается в ладони – но слеза понимания (когда Ветер понимает – взамен тысячам отвергших) [прости, Чтец, – уже, наделил Незнакомку чертами баллонки заблудшей, – не услышав и голоса той] проскальзывает по носику прямому, к леннонкам с отломленным дужком, – «Благодарю» – беззвучное проносится в головах телепатирующих. Уйдём? – уйдём: на окраину Космического Леса – выкопаем себе могилы и уснём на дне фантазии. Сошла с гранита, высыпала монеты аккомпаниатору ночи и осталась со мной в росчерках минувших ночи и вечера, – во единении объятия.

Незнакомка вывела на крышу тысячеэтажки: можно дотронуться неба – лишь рискни, и отщипни от облака кусочек. Отыскали местечко на двоих – расстелили плед и распрощались с прошлым, что обязывало говорить. Провела язычком по газетке – сорвала ту, наполнила травой из кармана и попросила огня, у рождённого декабрьской ночью.

Воспоминания расщепляют меня – достаточно ли их, чтоб разобраться во всём, себе и каждом, – и запутаться. Что-то мелькнуло в слезе Незнакомки – отразило искомое, заветное близкое, – и распалось о лепеста цветка гранитного. Дымок выбрался из самокрутки и обвился галстуком-шарфом.

Курили – и смотрели в даль, бессильные разъяснить себе, различие тьмы со светом, вершины и низины, леса и пустыни. Выдыхали дымок – и присутствие очерчивало контуры небеззнакомца. Смотрели в глаза – а рассматривали бесконечность.

~~~

Глава Восьмая – Опережая Метроном

Он курил на кухне, отпивал из хрусталя бокала и прислушивался к тремоло ученика, – хотел бы прислушаться, хотел бы, – на пороге путешествия в тысячи миль, встреч и прощаний. «Жаль покидать учеников» – звучало прежде: семеро лишались техничнейшего знатока музопостроений, – и вечер сей – прощальный: формальный и тёплый – когда не столь опережаешь метроном, сколь эмпатируешь к незнакомому, – откуда знать, про странствия, где переданное вечером прощальным – спасало от гибели духовной и бездомия. Ученик проводит мелодию к разрешению; разрешение – завершение.

Учитель оставил окурок в пепельнице, чай недопитым в полутоне от донышка – оставил нить пакетика обёрнутой о полусердие той. Ученик почувствовал – так чувствуют проводники пред замкновением цепи: оставил гитару на столе и направился к шкафчику воспоминаний. Учитель взял инструмент, подстроил, прислушался к себе и озарил вечер прощания заглавным произведением Барокко, начинающегося затактом с основного трезвучия: ре-фа-ля…

Ученик шёл по коридору – с шарфом в руке – шарфом цвета морской волны и ночи. Ноты передавали произведение – но не необъяснимое, дышавшее за барбекю нотоносца. Ученик смолк – и пассажи вели маэстро исполнителя, разделившего отчуждение скорби с маэстро композитором.

Ученик не понял бесценность подарка – и пройдут годы, прежде чем согласится отдать руки, чтоб вернуться к вечеру прощания и внимать языку нюансировки баховских форте-пиано-пианиссимо и ларго-престиссимо. Шарф передался Учителю – с историей о Ловившей Тени Грядущего, на побенежьи реки времени, и вовлекшей в лассо памятного. Человек наделён психомагнетическим действием созвездий лунного, солнечного, меркуристого, юпитерного, сатурнического, венерианского и остальных.

Ученик рассказал и попросил – «Вы держите путь по лучам Звезд-Путевода, – подарите той шарф, когда лучи той будут теплее солнечных» – исполнить мечту. Шарф обвил покидающего – и расставаться стало не так холодно, – так чувствовала и Ловившая Тени Грядущего, понял Ученик и усомнился в чистоте слов той. Учитель поднёс урок – что будет раскрываться и цвести в сознании Ученика, – до поры – когда можно поговорить с воспоминанием.

Каждый по-своему Учитель – по-своему Ученик, – нисколь иначе. Печаль сквозила в жестах – бесконечная и прекрасная… Ученик проводил Учителя, – чтоб приникнуть – чрез годы – к произведениям фармацевтического искусства.

~~~

Глава Девятая – Скажи Гедонизму Да

Тела грудились в порывах экзальтации и прочего из словаря снобов – бессильные пресытиться вожделением, пленники ненасытности, застыли в масле, выставленные на мольберте в уголке комнаты теней. Тень сидел на подоконнике, – разливал растворитель из бутылька – по одеяниям своим, платку носовому и нашейному, – дивился таинству соития собратьев картинных и проскользил во вне – сквозь стёкла, пером во ветру . Иные резали торт грибной – шпателем – и раскладывали на палитры, по кусочку.

Живописец токует с живописцем – «Будь средств достаточно, – не брался бы за Музыку – но содержал лесбийский оркестр лучших из лучших, – когда действо главное – за занавесом» – и домогается палитры того. Коллега присмотрелся вслед упорхнувшему товарищу – «Видится – рынок живописи отчистился от конкуренции» – и смекнул, что можно бы оставлять номер карты (без пароля и трёх цифр обратных) на обороте холста. Натурщик храпел – голый, пьяный, под картиной, в обнимку с ситаром – полным самокруток, – и телескопом в шишкин лес.

Живописец поддел шпателем паркетину и обнажил святую святых –владельцы тысячи названий, – проводи соседи снизу ремонт и попади в нужное отверстие – сорвали бы джек-пот, – но нет: вещества нужны для смещения осей восприятия – наука ради Искусства – и обнажения нервов и вскрытия вен в выражении невыразимого, – и подкупа натурщика. Коллега подполз к Натурщику и вызволил телескоп; бросили монетку – сегодня вкушаем дары природы, – процедура прежняя: раскуриваем подругу никотиновую, крепим подругу наверху, помещаем в простреленный бок бутылки, наполняем ту парами озарения, вручаем сотоварищу, – и пусть высосет её подобно бывшей. Натурщик дождался очереди – что ни говори, к дарам Леса не привыкаешь – но отказываться не стоит, – «Приятель рассказывал – приучили котёнка: собирались барабанным кругом и пригласили котёнка, – котёнок пыхнул – а затем приходил и мяукал к своей очереди, а затем постоянно, – стащил весь товар и продавал им-же втридорога, – впрочем, не верю что не сошлись на двойной цене…», – пыхнул и, забыл про котёнка, – «А давайте – Мокрого разведём?», – недогрек.