Полина Amparo - Жидкий Талмуд – 25 листков клёна

Новорожденная снабжала веществами весь город – благодаря друзьям-крыскам: Вассе и Абдулу, – кому честь – сеять О.С.В.О.Б.О.Ж.Д.Е.Н.И.Е. Некто рассказал про странствия – про вечера в переходах и дни на полутоне минувшего с грядущим.

Некто умолчал вершившееся позади глаз, – то желало места тенного. Луна заглядывала в окна – и оставила слова Новорожденной, двоим. Тени под глазами Некто разглаживались – но плоти и душе, не статься прежними.

Новорожденная – «Сколько наигрывал?» – смотрела кротко, любопытная.

Некто – «Столько-то…» – оставил суеверия в объятии девушки-тельца

Новорожденная – «Ну неплохо…» – радовалась гостю и про себя, согласилась оставить того, – без просеб, обязательств и обещаний.

***

Мы исчезаем

В исполнении мечт.

Странница, Странник,

Мир вам – и Вечность.

Глава Одиннадцатая

Хворь вернулась. Сэнсей потешался над моей смертностью и поделился – «Боль – видеть рукопись незавершённой», – на что – «Умру – но допишу прежде» – глубинное отозвалось. Общее – в каждом – ведёт к недосказанному; преходящее видно в движении, но непреходящее – обратно.

Жар поднимается по ногам, забирается в голову и иссушает. Не жесток ли, выбор жизни, скользящей по умиранию к смерти? Мне подарили место – желанно вернуться, из поля заснеженного, из уголка предсердия, – и важно ли – что дальше – когда смерть моя, меня не опечалит.

Смерть моя

меня

не опечалит.

~

Воспоминания играют арпеджио на арфе чувства. Помню, не начинал знакомства – пока ко мне не обратятся, – видел себя уродливым, и не было причин обременять кого-либо собою (скромность природная – многим недостижимая) – но музицировать на пороге виртуозности и собирать объятия очарованных – заслуженнее смелости словообращения.

Печатать становилось сложнее: пальцы легчали а клавиши тяжелели – и помог бы мне мыслестенограф, прикреплённый к мозгу меня-подмены. Многое исполнить проще – если исполнит кто другой, руководимый тобою. Пальцы стирались о клавиши – а симфония не звучала, – собирались в послание себе прошлому, ставшее мне прежнему – посланьем из грядущего.

Здравствуй, каждое сейчас меня минувшего.

Кто бы и что бы ни лгали о «написанном на роду», правилах мира и истинах, – послушать совета значит приблизиться к слиянию с советчиком – а каждый отдаёт другим то, в чём больше всего нуждается… Занимайся – собственным: музицируй, созерцай и создавай, – и отвергай бессогласных, кто откажет в уединении, – но отвергай и бесследных, – отвергни каждого/каждую, в час свой. Молодость – ценность бесконечное: молодость – венок лавра на голове каждого образа и воспоминания, – обращаться к плодам молодости трепетно об бесценности каждого сейчас.

…

Уходи – прежде, чем иссякнешь. Выработай язык собственный – и почти вниманием смогших понять его. Даже птица в полёте над заснеженным полем значит что-то.

Ты умрёшь – и каждый советчик, – советы не отгоняют смерть, чем бы та не предстала, – и незачем, идти по земле – на пути к Звезде-Путеводу.

P . s .Сколько лет ни пройди – оставайся верным истинному себе: мечтателю, гению, безумцу, художнику мыслеобраза.

P . s . s . Воспоминание – наибольшее, что кто-либо и что-либо способно оставить тебе, – так и с тобою.

Мрак сгущается – перечитываю послание от себя себе, – по-честному, никто – даже Вселенная – даже мы – не знаем сути собственной, до общения с необъяснимым и возвращения.

Что же происходит с этим миром – и что у нас общего, кроме присутствия?

Дождь приминает дом к земле и краска сходит со стен – безвозвратная.

~ ~ ~

У каждого и у каждой найдётся слабость в сладости – к кому-то иль чему-то. Помню, влюбился в преподавателя литературы, – первый удар порога формальности к межличностному, – но нужно ли доводить до крайности общение со встретившей и прочувствовавшей пары неопределённости. Мне исполнилось шестнадцать – а ощущал себя крафтовым деревом, размотанным по миру.

Волосы кроткие – высоковероятно, Скорпион, – и голос, вьётся меж ушей по-прежнему: «Ребёнок – почему это с Тобой происходит?!» – на поток откровения, звучавший к ней, в неопределённости. Скорпион лучилась решимостью и силой оспаривать истины, озвучивала то – о чём большинство боялось думать, – и мы встретились позже: помню, музицировал в переходе и прочувствовал знакомое, – Скорпион изрекла пропитанное укором, – так наставники и разбивают сердца, – и провести черту формальности и межличного, не удастся – ни глупцам-деканам, ни прочим, – ибо формальность – обёртка неправды. Встретимся – прежде чем нарцисс молодости развеется прахом над Рекою Времени…

Вспоминать – возвращаться по Реке Времени и замечать каждый проблеск, оставленный в тебе кем-либо и оставленный тобою в благодать кому-то. Вспоминать – возвращаться и собирать себя, рассыпанного в неумелости жить. Но счастье ли – возвращаться, перепроживать, порхать в воодушевлении и утопать в сожалении, – приносящее свет – вне нужно/не_нужно.

Жизнь готовит каждому сюрприз – мне, верю, ещё один, – за благодарность до последнего. Каждый, каждая, поделились невыразимым словами – проскальзывающим сквозь воспоминание: многое не чувствуется когда мы – лица действующие, – но созерцание переносит в кресло на одного зрителя, – и просветление соприкасает с негласным. Мы могли бы делиться собой из здесь в сейчас – но желание оборачивается в самонеприятие, – и стоит перестроить мир, чтоб понять и действо, и метафору того.

~

Глава Двенадцатая – Ограбление

Некто вошёл в магазин – скользкий для дверей и прозрачный для камер. Продавец оглянулся – и попрощался с тенью старушки-кошатницы. День сщуривает глаза – и прохожие, незнакомки и незнакомцы, осыпают мир презрением.

Некто зацепил тележку-корзинку и пошёл по ряду продуктовому: консервы, тесто слоёное, печенье, крупы, сыр плеснёвый, чай – бергамот с дикой египетской розой (из отсека особого), сахар в россыпи тростниковой, струны (странно), женщина (24 года – компактная, шате), платок нашейный шёлковый и зубные паста-щётка. Продавец рассматривал пространство – точку из неисчислимых, – что-то привлекало и отталкивало, – так нужно, так нужно. Ветерок просочился в дверь – свился нимфой рыжекудрой: расчёсывалась на подоконнике, рассыпчатая на созвездия воспоминаний, в потоке денном.

Некто дошёл до кассы. Продавец смотрит на нимфу, безучастный к игровым энергетическим моделям сущего. Некто открыл кассу, взял купюры и приместил к продуктам, – продавцы не противились, – в праве ли мы порицать, – никто не в праве.

Нимфа сплетала кудри – вечерело. Тени проскальзывали и выскальзывали – но Продавец оставался безучастным: Нимфа – весточка покинувшей, – стеклянная комнатка мира рассыпается – зовом Космического Ветра , – и зло ли – во встрече Мечтателя с Мечтою, через века: забывшийся вернулся в дни – где дышал глубоко и страстно, напитывал пустоту межатомную мечтою, а себя наставлял следовать Мечте, – пусть оставляем мечты, Мечта нас – нет. Некто протащил тележку по ступенькам и покатил по плитам набережной, невидимый камерам, прохожим и продавцам.