Александра Першина - Есть жуков и причинять добро

– Всё как всегда секретно?

В ответ мать лишь подмигнула и выскользнула в кухню освежиться после тяжелой дремы на твердом столе.

По возвращении она разлила по стаканам сок, а Марс положил обоим по кусочку курятины и пару половников пюре. Марс рассказал о делах в лесу, последних своих рассказах и встрече с Кренделем, они обсудили городские новости. Посмеялись над котами, вчетвером пытавшимися уместиться на каменной полке над камином. Из-за того, что та хорошо прогревалась и долго сохраняла тепло, животных тянуло к ней как магнитом. Марс изо всех сил держал маску праздничного настроения и поддерживал весёлый, взаимоподдевающий остроумный диалог, но мысли его были уже далеко, а еда не имела вкуса.

После обеда они с Эир набрали из колодца таз воды для мытья посуды, и в густой пене Марс оттирал пустые тарелки, а мать натирала до блеска вафельным полотенцем. Солнце уже клонилось к земле и освещало моющих посуду мягким розоватым светом, а теплый ветер приятно гладил кожу. Они любили делать домашнюю работу вот так, на крыльце, брызгая друг друга и повсюду преследовавших котов водой и смеясь, болтали и делились событиями дня. Так в доме поддерживался дружеский, доверительный микроклимат. Однако тревожное предчувствие пульсировало под ложечкой: доверие доверием, а до конца родители не могут позволить себе быть честными с мальчиком, даже когда дело касается всей семьи.

Завершив рутинные вечерние ритуалы, Эир и Марс разошлись по спальням, однако у молодого человека с оскорбленным чувством собственного достоинства сна не было ни в одном глазу. Двери в спальни закрыты не были и мальчик своим чутким, натренированным в лесу слухом, улавливал, как Эир ворочается в постели. Скорость дыхания её постоянно изменялась. Марс знал, что если быть достаточно внимательным, растворившись, превратиться в ощущение, то можно понять о человеке многое: состояние, настроение, эмоции, даже при отсутствии внешних проявлений. Он просто внимательно наблюдал, пусть даже не задействуя зрение, наблюдал за своими ощущениями, и состояние передавалось ему, словно запах. По скорости дыхания Эир было ясно, что внутри у неё происходят сражения, она то ищет компромиссы с совестью, то успокаивает себя и затихает. А затем ее обуревает туча сомнений, и напряженный мыслительный процесс гудит для Марса в тихой осенней ночи как рой ос.

Наконец, Эир провалилось в небытие, ибо в воздухе повисла тишина, энергия напряжения испарилась, и уже слухом уловил мальчик мерное сопение. Откинув одеяло, Марс рывком сел в постели. Хотя в их семье домашний очаг, традиции совместного времяпрепровождения, создание уюта были основополагающими принципами жизни, Марса никогда сильно не привлекала зацикленность на доме. Родителей он очень любил, любил и делать домашние дела в веселой болтовне и ребячестве, но чувство, что при его уходе лица дорогих людей меняются, и разговоры далеки от обсуждения предстоящей рыбалки и предвкушения свежайших трубочек со сливками на улице Гроз. А потому мальчик не мог полностью оценить прелести пахнущей лимоном, тёплой, топящей в себе постели, успокаивающего тиканья часов, только добавлявших беспокойства об отце. Они были сделаны вместе с папой в раннем детстве Марса, и каждый час вместо кукушки изрыгали клоуна, бьющего в тарелки, однако вместо звона звучала нота, каждый час разная. Ансгард разбирался с механизмами, а малыш тем временем лепил и раскрашивал цирковую фигурку. Глядя теперь на неровное лицо с расплывшейся улыбкой, Марс проглотил поднявшийся было к горлу ком. Даже успокоившееся дыхание матери не заставило мальчика устроиться поудобнее, изнутри словно что-то кололо его выйти к реке и подышать освежающим ночным воздухом.

Надев свои льняные брюки прямо на пижаму, и, сильно не затягивая ремень, не завязывая шнурков на ботинках, и не забыв своей компактной сумки, он выскочил в ночь прямо через окно комнаты. Зайдя в кладовую, отрезал крупный ломоть сыра, и, обмакнув его в малиновое варенье, выдвинулся к прохладной, уносящей тревоги реке.

Он любил свою реку всей душой. Як был бурным, ярым, со множеством порогов, а вода леденила до костей. Он находился совсем недалеко от дома, а потому часто прибегал на берег и с утренней чашкой чая, и с книгой перед сном. Шум воды и созерцание стремительного, изумрудного потока вдыхало в него жизнь, а когда мальчик решался время от времени опустить голову в воду, его накрывала свежесть, и можно было почувствовать, как щекочет мозг рой новых мыслей. Мутные равнинные реки ассоциировались с болотом, застоявшимися ленивыми рыбешками и зловонными водорослями, а Як, несмотря на отсутствие в рельефе возвышенностей, проявлял стремительный, горный темперамент. Какое-то время Марс постоял, закрыв глаза, слушая плеск и смакуя солоновато-слакое сочетание сыра с вареньем, на первый взгляд полностью умиротворенный. Однако, когда юноша поднял веки, его зрачки жестко блеснули, а выражение лица не походило на наслаждавшееся ночным покоем. «Больше это не повторится. Не повторится».

Глава 4

Поняв, что снаружи хлещет дождь, Хана разочарованно выдохнула, и выдох её распался на множество фрагментов от сотрясающей дрожи. Девочка вновь поднялась по скобам к выходу и присела на одной из последних. Нужно переждать дождь, но ради чего? Чем поможет она изнемогающей от болезни матери, если переступит через себя и выйдет наверх, в ночь? Односложные после испуга мысли блуждали и кувыркались в её голове, пока не пришёл ответ: даже нахождение наверху казалось меньшим из зол по сравнению с беспомощностью у постели дорогого человека. «То есть ты, попросту, трусиха» – пронеслось, но эту мысль она отмела и прислушалась к происходящему вокруг. Капли больше не гремели за дверью, и завывание ветра почти сошло на нет.

Закутавшись поплотнее в длинный, до колен, тёмно-зелёный свитер, Хана приподняла дверь и высунула голову. Уже становящийся привычным гвалт ударил по чувствительной девушке со всех сторон. Но паника и головокружение были ожидаемыми, и девочка сразу после открытия створки перекинулась через низкий борт колодца по пояс и бухнулась в траву в тут же натянутом капюшоне, с зажмуренными глазами и указательными пальцами, закрывающими уши. Вспомнив недавнюю прогулку с сестрой, девушка попыталась упорядочить дыхание и воспроизвести ее образ как можно отчётливее. «Всё будет, хорошо, крошка, у тебя получится», и Хана вместо ветряного хлыста ощутила прикосновение руки. К шуму она привыкала во время редких выходов довольно быстро, солнце давно село, оставив пока последние свои лучи во избежание полного погружения мира во тьму. Так что самым сложным оставался ветер. Пролежав несколько минут, изо всех сил напрягая воображение и преобразуя хлесткие удары по щекам в успокаивающие прикосновения Мии, девочка стала в состоянии двигаться, туман в мыслях рассеялся. Подводило только бешено колотящееся сердце. Достав оставшиеся в люке ватные ноги, Хана приподнялась и закрыла крышку. Адаптация на этот раз шла рекордными темпами и вскоре девочка уже сидела, подогнув под себя ноги, а затем и начала вставать. Помимо сверхобостренных болезненных ощущений от окружающего мира и парализующего страха перед ними, жизнь под землей наградила жителей Гардасхольма крайней слабостью в результате гиподинамии. А потому Хана радовалась тому, что перед тем, как сделать первые шаги, упала на подогнувшихся коленях всего два раза.