Ирина Подойницына - Путешествие от себя – к себе, в радиусе от центра Вселенной

Я наблюдаю за процессом приготовления коктейля и вспоминаю, как моя приятельница, барменша из лобби-бара гостиницы «Полярная звезда» Наталья Томина рассказывала мне: после концерта в Русском драматическом театре, что как раз напротив «Полярной звезды», Евгений Евтушенко, его супруга и его друзья юности Щукин и Балакшин пришли в ее бар. Сидели почти полночи, наверное,отдавая дань юношеским посиделкам. Очень радовались встрече – столькие годы спустя! И Евтушенко сказал Наталье: «зачем пить дорогие испанские и германские вина, когда есть грузинские – они ничуть не хуже!» Он заметил также, что он – гурман грузинских вин!

Потом я улучаю момент, подсаживаюсь к компании и обращаюсь к Евгению Александровичу Евтушенко:

– Евгений Александрович, как вы считаете, стоит ли женщине писать Книгу путешествий? Займет ли она свое место на рынке? Сейчас женщины пишут фэнтэзи и детективы, мужчины считают это «несерьезной литературой», а вы как думаете? – волнуясь, проговариваю я на одном дыхании, боясь сбиться с мысли.

Евгений Александрович смотрит на меня и хитро подсмеивается. Но я тешу себя надеждой, что он подсмеивается не надо мной, а над мужчинами, которые считают книги женщин «макулатурой», над этим бессовестным и неприкрытым сексизмом.

– Ирочка! (он запоминает мое имя, потому что только что надписывал мне книгу). Да в сущности, какое вам дело, какое место ваша книга займет на рынке?! Я вообще никогда не думал над этим, когда писал стихи. Если есть внутренняя потребность сказать что-то ценное миру – пишите! И вас обязательно услышат! Пусть даже это будет один-единственный читатель – «Благодарный», так я называю эту избранную породу людей. А что касается жанра путешествий, то это лучший из жанров! Ну, кроме стихов, конечно! Ах да, официант, принесите-ка нам с Ирочкой кофе! – громко просит поэт.

Бармены тут же варят кофе и приносят нам по американо. Евтушенко что-то плескает нам обоим в два бокальчика. Ах да, кофе называется не американо – в моих фэнтэзи он называется «Ленские столбы».

– Ну, так вот, – продолжает мэтр, с удовольствием отпивая и вино, и кофе. Евтушенко, действительно, оказывается гурманом, и литературным, и в сфере хорошего алкоголя. Я же следую его примеру и запиваю кофе вином, или наоборот. Я тоже проявляю себя гурманом, гурманом счастливых моментов жизни. – Продолжим!– бодро говорит Евтушенко. – Радищев написал «Путешествие из Петербурга в Москву», и мы все до сих пор читаем его. Нам интересно, как писатель-путешественник увидел ландшафт, природу, людей, как описал быт и нравы, какие детали подметил, которые, быть может, не смогли подметить мы. А Марко Поло, а Карел Чапек?! Их дневники путешествий нисколько не устарели. Один мой друг написал свою первую книгу в 82 года и успел прославиться. Никогда не поздно начать, если есть, что сказать миру…

Евтушенко снова отпивает кофе и вино. И, кажется, готовится пуститься в новый круг рассуждений. Но тут открывается дверь и в холл решительным шагом входит жена поэта, Щукин, Балакшин и прочие представители «звездной свиты».

– Хватит, хватит вести беседы! Евгению Александровичу пора отдыхать! Уже полвторого ночи!– строго говорят вошедшие (я невольно смотрю на часы – и вправду уже полвторого, а в восемь утра мы приплываем в Якутск). Вездесущая и услужливая Мотька тут же подскакивает к поэту и помогает ему встать. Евгений Александрович явно не договаривает и немного обескуражен стремительным появлением секьюрити, но время и вправду летит неумолимо, и наш круиз и вправду подходит к концу.

Я благодарю за советы поэта, желаю спокойной ночи и отхожу.

– У него так нога болит, он так устал, – шепчет мне на ухо Мотька. Она в восторге, что ее допустили в «звездную свиту», будет, что рассказать в богемных кругах маленькой северной столицы.

– Приходите потом пить коктейль «А-ля Евтушенко», – шепчет мне на другое ухо бармен.

Но когда я добираюсь до каюты, я падаю на постель и чувствую, что мне не до «продолжения банкета». Я сразу проваливаюсь в сон. Эмоций накапливается так много, что они плавно переходят в цветные сны. Мне снятся питерские общаги, и в этом легком призрачном видении мы все очень молоды. Мы старательно ставим бобины на пленочный магнитофон – на них Мотя исполняет песни советских бардов. Кто-то декламирует стихи, стоя прямо посередине комнаты и размахивая руками. Кто-то пьет вино из длинного бокала и радостно сообщает, что нет на свете лучше, чем грузинское вино. Сандра сидит на подоконнике и поет под гитару «Со мною вот что происходит…», но ее почему-то никто не слушает. В общагах оказывается даже шаман – ему в этом сне, как и в жизни, 81 год, но он считается своим парнем, шаману поручается разжечь газовую камфорку и совершить ритуал вуду, то есть сварить хороший кофе для всей честной компании.

Евтушенко сидит в уютном кресле и хитро, загадочно улыбается…

Советская Москва, красная Москва – широкие проспекты, вереницы машин – Жигули, Лады, Победы, Волги, плакаты и лозунги советских времен – «Выполним пятилетку в 4 года!». Весна врывается в открытое окно, повсюду – запахи сирени и ландышей. Я радуюсь, что стою с отцом у раскрытого окна. У него – длинные вьющиеся волосы, которыми он гордился всю жизнь, белая накрахмаленная рубаха. Волосы немного развиваются по ветру. Я – студентка факультета журналистики из Ленинграда. А он – председатель Обкома профсоюзов транспортных рабочих Якутии. На дворе – «застойные», но спокойные и уверенные в себе 70-е годы прошлого века. Мы еще живем в СССР.

К нам с отцом, в номер московской гостиницы приходит отличный гость – наш земляк из Якутска Василий Самуилович Рыков. Невысокого роста, крепкий, деловой. Они с отцом пьют ошеломляющий по крепости коньяк. Восхищаются, что он настоящий, стоят, обнявшись, у гостиничного столика. Они с удовольствием пьют и с неменьшим удовольствием поют. «Пока я ходить умею, пока глядеть я умею…», «Хотят ли русские войны, спросите вы у тишины» и другие шедевры советской патриотики. Когда русские мужики пили коньяк в командировках, тогда, в СССР, они еще обязательно исполняли такой советский хит как «Куба – любовь моя, остров зари багровой…». Это входило, как бы сейчас сказали, в советский командировочный райдер. И папа с Василием Самуиловичем тоже громко и тщательно выводят строфы этой приподнятой революционной песни.

Вы скажете, что же особенного я нашла в этом скромном, поистертом от времени воспоминании? Воспоминании из журнала «Огонек». У многих или почти у всех были подобные ностальжи. В сущности, обычная история – провинциалы вырываются в Москву и искренне, как подростки радуются всему вокруг – и хорошему уютному номеру, и вкусной еде, и большому количеству машин, и красивым необычным лицам.