Борис Островский - Великая Северная экспедиция

Во всех инструкциях было предусмотрительно определено: всюду, если позволят случай и возможность, осматривать, «не найдутся ли где богатые металлы и минералы», а также примечать все хорошие стоянки и гавани с лесами, пригодными под постройки и использования в качестве корабельного материала.

Не остались без инструкций и принимавшие участие в экспедиции академики. В частности, академикам Миллеру и Гмелину поручалось всестороннее естественно-историческое исследование внутренних районов Сибири, а также Камчатки.

Чтобы облегчить, насколько возможно, работу экспедиции в диких незаселённых областях, местным сибирским властям приказано было оказывать начальникам отрядов всяческое содействие. Предписано было соорудить по всему северному берегу маяки и зажигать их во все время плавания; в устьях рек выстроить склады из сплавного леса и снабдить их провиантом. На сибирские власти возлагалась также обязанность, — предупредив иностранцев о готовящейся экспедиции, требовать от них содействия натурой и рабочей силой. Для предварительной засъёмки берегов проектировалась также посылка отряда геодезистов. Экспедиция, конечно, не в состоянии была забрать всего снаряжения и припасов непосредственно из Петербурга, очень многое она должна была приобрести на своём пути в Нижнем, Казани и Тобольске.

Вначале было также предположено, исключительно для дальнейшего оборудования экспедиции, построить близ Якутска и Иркутска небольшие металлургические заводы и выбрать место для сооружения более крупного завода в Охотске. Соль из морской воды решили вываривать также в Охотске и послали туда для этой цель громадные медные котлы. Не оставили без внимания и вино, которое решили гнать в Камчатке из местной сладкой травы. Закупка, в помощь наличным запасам экспедиции, оленьего мяса, рыбы и рыбьего жира была организована в самом широком масштабе. Обо всем этом заранее были посланы именные указы сибирским властям, «которые б с тамошними командорами (специально для этой цели заранее посланными в лице нарочных офицеров) имели в скором отправлении экспедиции общее старание и, исправясь, провиант и прочее отправлять в путь со всяким поспешением, дабы оные в Охотске, по прибытии капитан-командора Беринга, были в готовности, чтоб в вышеописанном вояже не могло быть ни в чем остановки».

Для доставления корреспонденции учредили постоянную почту, функционировавшую между Москвою и Тобольском, и наладили связь между последним и Якутском для срочного доставления посылок по одному разу в месяц, а между Якутском и Охотском — по два раза.

Потревоженный Великой Северной экспедицией гигантский край пришёл в движение, следы этого движения сказались на долгие годы, а исследовательские результаты экспедиции стали достоянием науки.

Ознакомимся с главными героями нашей экспедиции. Замечательная фигура её начальника и инициатора Витуса Беринга остаётся до сих пор противоречивой в отзывах его современников и биографов и недостаточно выяснена. Но раньше несколько черт из его биографии. Родом — датчанин (род. в 1680 году), Беринг в начале XVIII столетия по предложению Петра I поступил на русскую военно-морскую службу. В 1707 году он получил чин лейтенанта, а через три года был произведён в капитан-лейтенанты. На каких судах он в это время плавал и в качестве кого — неизвестно. В 1715 году Беринг по распоряжению Петра приводит в Кронштадт приобретенный в Копенгагене корабль «Пёрло» и становится его командором. Затем ему поручается доставить в Кронштадт сооружённый в Архангельске военный корабль «Салафиил». Доставить этот корабль по назначению, однако, не удаётся: «по худости своей и течи» корабль доходит лишь до Ревеля. Далее известно лишь, что Беринг принимал участие в морской кампании против шведов и в 1723 году подал прошение об отставке, но в следующем же году вторично был приглашён на службу с чином капитана I ранга.

О первом плавании Беринга на Камчатку нам уже известно. В 1730 году Беринг был произведён в капитан-командоры. С предложением его — организовать вторичное плавание на сибирские окраины — мы уже ознакомились. Во вторую свою экспедицию, в сопровождении двадцативосьмилетней жены и обоих сыновей, он отправился уже в почтённом возрасте: ему было 53 года.

Разноречивые характеристики Беринга, видимо, объясняются той огромной ролью, которую он играл во второй камчатской экспедиции, снискавшей ему, как обычно в то время водилось в подобных случаях, много врагов. Неопределённости мнений о Беринге способствовала также и та поистине «склочная»' атмосфера, которая водворилась в экспедиции едва ли не с самого начала. «В нравах офицеров этой экспедиции вообще, русских и иностранных, замечается некоторая грубость, — это отражение века; проявляются постыдные наклонности к вину, взяткам и тяжбам — явления, конечно, случайные; но особенно грустно и бедственно было недружелюбие почти всех членов экспедиции почти во все время её продолжения. Не знаем, чему приписать его: нравам ли, местности ли, стечению ли обстоятельств, или слабости начальника? Но оно затемняло и унижало прекрасные подвиги мужества, терпения и труда, ослабляло силы и способствовало неудачам». [9]

Характеризуя Беринга как человека излишне мягкого, в противоположность его коллеге, зверски суровому Шпангбергу, Соколов замечает, что Беринг был человек знающий и ревностный, добрый, честный, но крайне осторожный и нерешительный, легко подпадавший под влияние подчинённых и потому мало способный начальствовать над экспедицией, особенно в такой суровый век и в такой неорганизованной стране, какою была восточная Сибирь в начале XVIII века.

Несомненно, эта односторонняя, а потому и неверная характеристика Беринга совершенно искажает его образ. Необычайные твёрдость, настойчивость и мужество Беринга, о чем свидетельствуют многие обстоятельства его жизни, а также и подчинённые, никак не вяжутся с заявлением о его слабости и излишней уступчивости. Здесь налицо обычная, ошибка многих, смешивающих скромность и кроткий нрав со слабостью.

Близко наблюдавший Беринга Стеллер дал о нем такой отзыв: «Беринг не способен был к скорым и решительным мерам; но, может быть, пылкий начальник при таком множестве препятствий, которые он везде встречал, исполнил бы порученное ему гораздо хуже. Винить можно его только за неограниченное снисхождение к подчинённым и излишнюю доверенность к старшим офицерам. Знание их уважал он более, нежели бы следовало, и чрез то вперил им высокомерие, которое переводило их нередко за границы должного повиновения к начальнику. Нередко признавался он, что вторая камчатская экспедиция свыше сил его, и жалел, почему не поручили исполнение сего предприятия россиянину». Методы военной казармы никогда не были в ходу у Беринга, к тому же он, точно следуя инструкции, ничего не мог предпринять без предварительного совета с подчинёнными. Это объясняет нам очень многое в его поведении и в отношениях его к сослуживцам.