Николай Миклухо-Маклай - Путешествия на берег Маклая

Может быть, со временем, если найдется время и настроение, расскажу несколько сюда относящихся случаев.

На днях произошел весьма курьезный и характеристический разговор между одним старым туземцем Бонгу и мною. Придя в обычное время в деревню, я вошел в барлу, в которой происходил громкий, оживленный разговор, который оборвался при моем появлении. Очевидно, туземцы говорили обо мне или о чем-нибудь, что желают скрыть от меня. В барле, кроме жителей Бонгу, были гости из деревень Богатим и Били-Били. Я сел. Все молчали. Наконец, мой приятель Саул, которому я всегда доверял более других и с которым нередко разговаривал о разных трансцендентальных сюжетах, подошел ко мне и, положив руку мне на плечо (что было более выражение дружбы и просьбы, чем простая фамильярность, которую я имею обыкновение исключать в моих отношениях с туземцами), заглядывая мне в глаза, спросил меня масляным голосом: «Маклай, скажи, можешь ты умереть? Быть мертвым, как люди Бонгу, Богатим, Били-Били?.» Вопрос удивил меня своею неожиданностью и серьезным, хотя просительным тоном, которым он был сказан. Выражение физиономий желающих услыхать мой ответ присутствующих показало мне, что не один Саул спрашивает. На ясный вопрос следовало дать ясный ответ, но который следовало обдумать минуту. Тем более обдумать, что туземцы знают, убеждены, что Маклай не говорит неправды. «Балан-Маклай-худи» (слово Маклая одно) вошло между ними в пословицу, в верности которой им никогда не приходилось сомневаться. Скажи я «нет», пожалуй, завтра или через несколько дней случай уличит Маклая во лжи. Скажи я «да», я поколеблю сам – и значительно – мою репутацию, которая особенно важна для меня теперь, несколько дней после моего запрещения войны. Эти соображения промелькнули гораздо скорей, чем потребовалось времени написать последние строки о них. Чтобы иметь эту минуту обдумать ответ, я встал и прошелся в длину барлы, как бы ища что-то (собственно, я искал ответа). Наконец, я нашел искомое. Остановившись, я снял с подвесок у стены солидное папуасское копье. Я выбрал нарочно самое тяжелое. Я вернулся тогда к Саулу, который, следя за моими движениями, стоял посреди барлы. Я подал ему копье, а сам, отойдя несколько шагов, остановился против него. Сняв тогда шляпу, которой широкие поля скрывали лицо (чтобы туземцы могли по выражению лица видеть, что Маклай не шутит и не моргнет, что бы ни случилось), сказал: «Попробуй! Посмотри, могу ли я умереть!» Недоумевающий Саул, хотя понял теперь смысл поданного копья и моего предложения, не подняв даже его, первый заговорил: «Арен! Арен!» (нет! нет!), между тем как несколько из присутствующих бросились ко мне, как бы желая загородить меня от копья Саула своим телом. Простояв еще несколько времени, ожидая пробу Саула и назвав его даже шутливым тоном «бабою», я сел между туземцами. Ответ оказался удовлетворительным, так как никто и ни разу после этого случая не спрашивал, могу ли я умереть.

Это была причина, как я узнал теперь, что в 1871 г. в продолжение с лишком 4 месяцев туземцы скрывали от меня своих жен и детей, что еще и теперь случается в горных деревнях.

Да извинят г-да дерматологи мне это чересчур общее название: пока не могу приискать в памяти более специального, подходящего к физиономии болезни, которая, вызванная ничтожными ушибами, царапинами, трением обуви, одежды и т. п., перешла в значительные, хотя поверхностные раны, нарывы, сопряженные опухолью желез и т. п.; вероятно, основная причина всех этих «приятностей» были не ушибы и царапины, а общая анемия вследствие не подходящей белому туземной пищи, на которую я обречен обстоятельствами.

Судно не должно прийти нарочно для меня одного из Сингапура, но, посещая торговые станции этой фирмы на островах Тауи, Агомес, Каниес, собственно зайти за мною на Берег Маклая.

Я получил мои письма, прибыв в Сингапур в конце января 1878 г., так что пробыл этот раз 23 месяца без писем.

Это обстоятельство, принудив меня употребить главным образом туземную пищу, имело для моего здоровья очень серьезные последствия и было главным образом причиною почти 7-месячной болезни в Сингапуре.

Запоздание шхуны имело, как я узнал впоследствии, весьма трагические последствия для 5 белых тредоров, поселенных на островах. Трое были, вероятно, убиты (1 – на о. Тауи, 2 – на группе Каниес), а двое ограблены и прожили несколько месяцев в очень неприятном положении.

«Преодолевать препятствия – вот истинное наслаждение его существования на земле; какого порядка ни были бы эти препятствия – материального ли, как при занятии торговлею и ремеслом, или умственного, как при изучении или исследовании, – борьба с ними и победа осчастливливают» <���Шопенгауэр>.

Так, например, чтоб пополнить истощающийся запас бумаги, я принужден был вырвать из всех моих книг с переплетом первый и последний лист белой бумаги; для рисунков не особенной важности употреблять оберточную бумагу, конверты старых писем, планки из бамбука и тому подобное.

В ноябре, декабре и январе я видал иногда здесь ночью такие шквалы, что судно без запаса двух якорей с солидными цепями едва ли осталось бы на якоре.

Туземное название этого дерева «эглам».

Листья саговой пальмы считаются самыми прочными для крытия крыши.

Впоследствии я переменил это мнение, и мне пришлось отказать этому человеку в Сингапуре как отъявленному вору. – Позд. прим.

Из расспросов туземцев я узнал, что курение табака, как и самое растение, распространилось на Береге Маклая в сравнительно недавнее время; теперешние жители образуют второе поколение, которое курит табак. Люди лет 45 или 50 говорили мне, что их отцы в молодости еще не курили. Табак (по-папуасски «казь») был получен от туземцев, живущих на западе.

Жевание кусков плода арековой пальмы с известью и листьями бетеля (Piper betle), процесс, называемый туземцами «кау уяр» (есть кау), по словам их, очень старое обыкновение, о введении которого никто не помнит и не знает.

Я нарочно выбрал для этой экскурсии дикую местность в горах, без деревень.

Последствия такого счастливого случая (в Тихом океане, как известно, весьма нередко случается, что пироги, находясь в значительном расстоянии от какого-нибудь острова, застигнутые штилем, течением, заносятся далеко в море, где погибают или достигают иногда отдаленных островов) могли бы быть для меня весьма курьезны, если б попал на один из островов, как Кар-Кар или Ваг-Ваг. Пребывание там было бы во всяком случае интересно. Эти острова, не будучи еще никогда посещены белыми, вполне неизвестны; но весьма сомнительно, чтоб мне удалось когда-нибудь выбраться оттуда, особенно с о. Ваг-Ваг.