Рувим Фраерман - Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца

Босой корсар, в разорванной на груди рубахе, с горящими злобой глазами, с залитым кровью лицом, уже готовился вонзить нож в спину Корбета, когда. Головнин ударом интрепеля свалил пирата на палубу.

Англичане быстро оправились и снова начали теснить врагов, окружили их со всех сторон и прижали к борту. На горизонте показалось огромное красное безлучное солнце. Оно как будто остановило бой. В действительности же это произошло оттого, что со стороны пиратов уже некому было сражаться. Жалкая кучка морских разбойников, обезоруженных, теперь толпилась у мачты, к которой был привязан их атаман. То был бородатый великан, почти старик, с налитыми кровью глазами, с широко раскрытым ртом, из которого еще продолжали вырываться хриплые призывы к бою. Вся одежда его была в крови» вместо рукавов болтались окровавленные клочья.

Только теперь Головнин несколько пришел в себя после боя, впервые заметив, что и его мундир во многих местах разорван и забрызган кровью, кивер исчез и левая рука мучительно ноет от плеча до кисти, быстро опухая.

— Все кончено? — спросил он» подходя к Корбету, который в это время отдавал распоряжения караулу, приставленному к пленным.

— Кончено, — сказал Корбет. — Но посмотрите, что натворили эти черти! Я потерял четвертую часть моих людей, да и сам не остался бы в живых, если бы не вы» мистер Головнин. Нет, чорт меня возьми» русские — храбрые ребята. Честное слово, я хотел бы всегда видеть вас рядом с собою в бою.

Корбет крепко обнял Головкина и пожал ему руку.

В этот день капитан Маркер вызвал к себе Головнина и сказал ему:

— Считаю своим долгом донести командующему эскадрой сэру Нельсону» что вы вели себя в бою, как лев. О вашей неустрашимости и вашем великодушном поведении мне многое рассказал мистер Корбет. Я буду просить адмирала довести до сведения вашего министра в Лондоне о проявленных вами качествах.

— Сэр, — отвечал Головнин, — каждый российский моряк вел бы себя на моем месте так же, как я. Он учтиво поклонился и вышел.

В эту минуту ему хотелось побыть одному, и он постарался найти на корабле такой уголок, где никого не было.

Море окружало его со всех сторон. Корабль лежал в дрейфе, так как вдруг настал штиль, и паруса притихли в ожидании первого порыва ветра. Морская зыбь, обгоняя корабль, блестя и шурша, как шелк, уходила вперед далеко, до самой черты горизонта.

Во все стороны света во всей красе своей простирался перед ним океан. В это мгновенье океан показался ему особенно родным и близким. И чудилось, что не под чужими, а под своими российскими парусами пересекает он его извечную равнину.

Однако не так скоро суждено было сбыться этой мечте. Еще год прослужил он в английском флоте. Он плавал в Атлантике, посетил Вест-Индию, а когда вернулся в Россию» то узнал» что дядюшка Максим еще жив» но уже начал жаловаться на здоровье, что Юлия давно уже вышла замуж.

И тогда он понял» что юность и первая молодость его прошли.

Но он не пожалел об этом. Они прошли среди морей — его любимой стихии.

При впадении Фонтанки в Неву какая-то безыменная речушка образовала островок. Там находилась верфь для постройки речных судов.

Здесь строились баржи, боты, шлюпки и всякие другие большие и малые парусные и гребные суда.

Среди этих серых молчаливых барж и ботов, стоявших у островка, в первых числах мая 1807 года можно было видеть небольшой корабль с высокими мачтами, с полным такелажем, с портами для пушек, с легким, изящной формы бушпритом» осмоленный и окрашенный — словом, готовый поднять паруса на всех своих трех мачтах и выйти в море.

Это был шлюп «Диана», назначенный итти в кругосветное плавание под командой Василия Михайловича Головни на, теперь уже капитан-лейтенанта.

Рядом с легкой и стройной «Дианой» стояли две баржи, построенные на реке Свири из крепкой сосны. Это были обыкновенные лесовозы. Не так давно и «Диана» была такой же баржей и вместе со своими двумя сестрами прибыла в Петербург, груженная доверху лесом.

Но тут благодаря своей прочности и мористому виду ей посчастливилось обратить на себя внимание корабельного мастера Мелехова, которому поручено было Адмиралтейств-коллегией и капитаном Головниным найти судно, годное для продолжительного и трудного кругосветного плавания.

И вот стараниями этого старого помора простая лесовозная баржа была превращена в шлюп «Диану», мореходные качества которого должны были быть столь хороши, чтобы выдержать ветры всех румбов во всех странах света.

Кончался последний осмотр судна.

Начальник экспедиции капитан-лейтенант Василий Михайлович Головнин вместе со своим помощником Петром Рикордом внимательно и придирчиво осматривал корабль.

Возбужденные лица их были потны, лосины и ботфорты — в смоле, пакле и паутине.

Они проверили все скрепления, облазили все трюмные помещения и теперь, довольные осмотром, поднялись на верхнюю палубу. Стоял яркий, хотя и довольно свежий весенний день. Синее небо и причудливые облака четко отражались в водах Невы.

Василий Михайлович облегченно вздохнул, как бы окончив тяжелый труд или миновав неведомую опасность.

Мечта, владевшая им еще в детстве и позже, когда он учился в корпусе, плавал гардемарином, стоял вахту на чужестранных кораблях, — мечта эта теперь осуществлялась.

Перед ним был свой, русский корабль, готовый к далекому плаванию.

Мимо бежали воды Невы, спешившие к морю, и, глядя на них, он на секунду задумался, отдавшись переполнявшим его чувствам, затем сказал корабельному мастеру Мелехову:

— Работа твоя, Милий Терентьевич, весьма мне по душе. Но мореходность нашего судна еще вселяет в меня сомнение. Ход его, остойчивость, послушание рулю — все сие скажется лишь в походе. Что ты думаешь, Петр? — и Головнин обернулся к Рикорду.

— Теперь и я ничего не скажу, — ответил тот. — По осени казалось, почитай, неимоверным, чтобы можно было за зиму приготовить из лесовоза мореходный шлюп. А вот готов красавец-корабль.

— Весьма радостно слышать столь благоприятственные речи,— отвечал Мелехов, поклонившись офицерам.

Волосы старика были схвачены ремешком, борода растрепана, и одет он был, как простой плотник, хотя то был хорошо известный всему Адмиралтейству корабельщик.

— Да, весьма радостно, — повторил он. — Но прошу выслушать и мое слово... Мы не строили здесь морского шлюпа от самого киля. А потому я еще с осени обращал внимание Василия Михайловича, что лучше было бы купить готовое судно в Англии, хотя в работу своих рук и верю.