Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

Омоки — занимали в XVII столетии, по сообщениям русских источников, обширные территории по Яне, Индигирке, Алазее. Об этом же свидетельствуют многочисленные остатки древних поселений и предания, сохранившиеся у юкагиров. Литература насчитывает несколько мнений и относительно омоков. Одно из них [Трифонов, 101] признает их самостоятельным племенем, отличным от юкагиров; другое [Аргентов, 5, 8; Геденштром, 37; Иохельсон, 52, 56] считает юкагиров; потомками, остатками исчезнувших омоков; третье [участник экспедиции Врангеля доктор Кибер, 61] находит, что омоки являлись подразделением юкагиров.

Врангель и Матюшкин неоднократно упоминают об омоках (136, 212, 217–218, 241, 276, 310), отмечают их былую многочисленность и высказывают предположение, что омоки были в свое время оседлыми рыболовами-охотниками.

Уже в период экспедиции Врангеля омоки считались вымершим или исчезнувшим племенем. Это общераспространенное до настоящего времени мнение было подкреплено, уже после революции, такими авторитетами в области этнографии крайнего востока, как Богораз и Иохельсон [см., в частности, их малообоснованную полемику с Плотниковым в 1925 году, 84]. Между тем внимательное ознакомление с источниками, особенно советскими, позволяет усумниться в приведенном утверждении. Чуванец Г. Дьячков, автор исключительно ценного описания о своем родном Анадырском крае [40], сообщал в 1889–1890 гг., что анадырские юкагиры являются в действительности колымскими (омолонскими и анюйскими) омоками, перебравшимися с Колымы на Анадырь и значительно уменьшившимися в своей численности. Следующее, косвенное, правда, сообщение об омоках приводят административные источники бывш. Якутской губернии, указывающие, что некоторые роды юкагиров бывш. Колымского уезда назывались омотскими или омокскими [95]. И, наконец, на съезд малых народностей Севера, созванный в Якутске в 1927 году, явился представитель омоков Е. К. Катаев. Из сообщения его известному якутскому историку и этнографу Г. А. Попову видно, что омоки, живущие в количестве 500 человек в нижнем и среднем течении Алазеи, сами называют себя этим именем и считают себя отдельным народом от соседей — юкагиров, ламутов, тунгусов и чукчей. Занимаются они оленеводством, охотой и рыболовством и ведут кочевой образ жизни. Опубликованный Поповым [86] опрос Катаева содержит много весьма интересных этнографических сведений об омоках. Трудно, конечно, предположить, что появившиеся на арене советской жизни алазейские омоки являются действительно потомками загадочного племени XVII столетия. Вызывает, по ряду соображений, сомнение в своем автохтонном происхождении самое самоназвание «омоки». Небезинтересно и то обстоятельство, что русские старожилы-кодымчане сообщают, что термином «омук» (якутское «омук» — племя, иноплеменник, юкагирское «омо», «омок» — род, племя) принято называть на Колыме и тунгусов, и ламутов, и юкагиров, кочующих в северо-западных тундрах, от Колымы до Алазеи. Налицо, однако, перед советским исследователем факт существования весьма интересной и значительной (по северным масштабам) этнографической группы, подлежащей, конечно, дальнейшему изучению.

Шелаги — неизвестная этнографическая группа, обитавшая, видимо, по полярному побережью и на прилегающих островах к востоку от мыса Шелагский, который и получил от нее это название. Русские застали еще шелагов в первые десятилетия XVIII столетия и считали их частью чукчей — чукотским родом или чукчами-шелагами [Берг 16; Богораз, 33], об этом вспоминает историческая глава «Путешествия» (54, 55). По сообщению Врангеля (295), встретившегося с чукчей, считавшим себя потомком древних шелагов, чукчи называли их чаванами, откуда произошло, между прочим, название современной Чаунской губы и реки Чаун [об этом пишет и Богораз, 33]. Другие, приводимые Врангелем, чукотские наименования шелагов — чауаджан и чарача (310) также связываются с названиями этой реки и губы. Участник экспедиции Врангеля доктор Кибер передает, что шелаги населяли окрестности Шелагского мыса и Чаунской губы и ушли оттуда на восток [63]. Врангель считал шелагов кочевыми оленеводами и предполагал вместе с Матюшкиным и Кибером, что они погибли в войнах с юкагирами и тунгусами (212, 217); по мнению Богораза, они были приморскими охотниками [33]. Что касается вопроса об этнической принадлежности, шелагов, то нет никаких оснований считать их «от одного корня с тунгусами» (310) или одним из юкагирских родов [Иохельсон, 52, 56]. Неубедительны и соображения Богораза, искусственно разделяющего шелагов и чаванов и сближающего чаванов с чуванцами [33]. Шелаги-чаваны, видимо, оторвавшаяся от основной массы своего народа восточная группа чукчей. Возможно, что какая-то группа шелагов-чаванов попала в древние времена на современный остров Врангеля. Чукотское предание о таком переселении (296) подтверждается в какой-то степени интересным сообщением Минеева о найденных в 1937 году на этом острове останках старинного поселения.

Анаулы — по многочисленным русским источникам, начиная от Дежнева, жили в XVII веке по среднему и Нижнему течению Анадыря почти до самого моря. Впоследствии они были частично истреблены в войнах, частично ушли на запад к корякам и смешались с ними. Неосновательно мнение Иохельсона [56], считавшего анаулов (агаюилов, по Врангелю, 217) ветвью юкагиров. Это, как более убедительно полагает Огородников, была либо самостоятельная этнографическая группа («племя»), либо северо-восточная часть коряков [74].

Подавляющее большинство перечисленных народов крайнего северо-востока относится, по общепринятой до настоящего времени классификации северных народностей, [213] Классификация эта, в основе своей лингвистическая, распределяет малые народы Севера на четыре группы: 1) финно-угорскую, 2) самоедскую (ненцы являются лишь частью ее), 3) тунгусо-маньчжурскую, состоящую из северной и южной ветвей, и 4) палеоазиатскую. Деление это отнюдь не отражает ни происхождение, ни этнических связей, отнесенных к этим группам народностей. к особой, очень условной, группе так называемых п_а_л_е_о_а_з_и_а_т_о_в. Термин этот, предложенный в середине XIX столетия акад. Л. Шренком и прочно вошедший в научный обиход, заменил собою пресловутых «гиперборейцев» (так называли раньше арктические народности). В группе палеоазиатов объединены, со времени Шренка, десять разных народностей, которые по своему физическому типу, языку и пр. стоят особняком среди других сибирских народов и не могут быть поэтому отнесены ни к одной из остальных групп. Основанием для выделения палеоазиатов послужили Шренку, помимо их этническо-языковой обособленности, также географическое расселение (на окраинах Азии) и предположение о реликтовом характере этих народностей. Палеоазиаты, по мнению Шренка, «это лишь остатки некогда многочисленных, распространенных и разветвленных племен, так сказать, выходы пластов более древней этнографической формации, над которою вследствие неоднократно повторявшихся наплывов отложились новые формации» [103]. Независимо от неприемлемости при построении научной классификации отрицательных признаков (невозможность включения данных элементов в другие группы) нужно отметить неудовлетворительность и остальных оснований — и «окраинною расселения», как чисто внешнего и к тому же не выдержанного Шренком признака, и предположения о реликтовом характере «палеоазиатов». В итоге в эту группу попали в большинстве своем совершенно самостоятельные, лишенные генетической общности, языкового родства и пр. шесть народов, обитающих в смежных районах крайнего северо-востока (чукчи, коряки, камчадалы, юкагиры, эскимосы, алеуты), две, расселенные на юге Дальнего Востока (гиляки, айны), и одна, живущая на Енисее (кеты или «енисейские остяки»).