Жюль Верн - Великолепная Ориноко

— Надеюсь, что нет! Впрочем, разве это может меня заставить покинуть мадемуазель де Кермор? Чтобы я вас покинул?! А ведь вы это хотели мне предложить, — проговорил Жак Эллок, глядя на девушку, которая смущенно опустила глаза.

— Месье Жак, да... Я хотела... я должна... я не могу злоупотреблять вашим великодушием. Я отправилась в это далекое путешествие... Господь позволил мне встретить вас на своем пути... Благодарю Его от всего сердца. Но...

— Но ваша пирога ждет вас, мадемуазель, а меня ждет моя... и они обе двинутся к одной и той же цели. Я сознательно принял это решение, и я доведу его до конца. И если только мысль о поджидающих нас новых опасностях побуждает вас расстаться со мной, то...

— Разве у меня могут быть для этого иные причины, месье Жак? — поспешила ответить мадемуазель де Кермор.

— Тогда... Жан... мой дорогой Жан, ведь так я должен вас называть, не будем больше говорить о разлуке... И в путь!

Сердце трепетало в груди этого «дорогого Жана», когда он возвращался на «Гальинету». А Жермен Патерн при виде своего друга, сказал ему:

— Держу пари, что мадемуазель де Кермор благодарила тебя за то, что ты для нее сделал, и просила тебя не рисковать больше ради нее.

— Но я отказался, — воскликнул Жак Эллок. — Я никогда ее не покину!

— Ну еще бы! — ответил Жермен Патерн, похлопав друга по плечу.

Было вполне возможно, и даже весьма вероятно, что вторая часть путешествия грозила нашим героям серьезными опасностями. Но пока у них не было оснований жаловаться. Ветер неизменно дул с запада, и пироги, под парусами, довольно быстро продвигались вверх по течению.

В тот день, миновав множество островов, где деревья сгибались под напором ветра, они пристали вечером к приютившемуся в излучине реки острову Байянон. Господин Асомпсьон и его сыновья так щедро снабдили их дичью, что идти на охоту не было ни малейшей необходимости. Сиявшая на чистом небе полная луна ярко освещала реку, а потому Вальдес и Парчаль предложили продолжить плавание.

— Если русло реки свободно от рифов и мелей, — ответил Жак Эллок, — и вы не боитесь удариться о какой-нибудь камень...

— Нет, — сказал Вальдес, — нужно пользоваться хорошей погодой и попутным ветром. В это время года такое бывает нечасто.

Все согласились с этим разумным предложением, лодки двинулись дальше.

Хотя ширина реки здесь не больше трехсот пятидесяти метров, пироги благополучно прошли среди островов, особенно многочисленных в районе впадения правого притока Ориноко Гуанами.

Утром «Гальинета» и «Мориче» миновали остров Тембладор, где господин Шафанжон познакомился с умным и любезным негром по имени Рикардо. К сожалению, Рикардо, носивший в ту пору титул алькальда Кунукунумы и Касикьяре, уже покинул эти места. По словам французского исследователя, этот негр, никогда не употреблявший спиртного, был человеком исключительно изобретательным, энергичным и предприимчивым; по всей вероятности, сколотив некоторое состояние, он построил себе новое ранчо где-нибудь в северной части саванны [118].

Нашим путешественникам очень бы хотелось встретить его на острове Тембладор.

— Жаль, что Рикардо здесь больше нет, — заметил Жак Эллок, — от него мы могли бы узнать, не появился ли Альфанис поблизости от реки. Хоррес, — обратился Жак к испанцу, — вам не доводилось слышать в Сан-Фернандо о беглых каторжниках и присоединившихся к ним индейцах?

— Да, слышал, господин Эллок, — ответил испанец.

— А кто-нибудь встречал их в верховьях Ориноко?

— Насколько мне известно, нет... Речь шла об индейцах кива.

— Вот именно, Хоррес, а Альфанис встал во главе этой банды.

— Первый раз слышу это имя, — заявил испанец. — Во всяком случае, мы можем не опасаться встречи с ними, потому что, как говорят, они хотят вернуться в Колумбию, откуда были изгнаны, а если это верно, то им нечего делать в этой части Ориноко.

Возможно, Хоррес был прав, утверждая, что путь кива проходит севернее, в направлении колумбийских льяносов.

День прошел без приключений. Лодки, не меняя скорости, шли от одного острова к другому и вечером пристали к берегу Каричи. Ветер стих, и лучше было не рисковать, продвигаясь в темноте на шестах.

Прогуливаясь по опушке, Жак Эллок и сержант Марсьяль подстрелили двух ленивцев, прятавшихся в ветвях цекропии [119], листьями которой они питаются. А возвращаясь, они увидели пару двуутробок, ловивших рыбу в устье Каричи. Два выстрела прогремели одновременно, и оба попали в цель. Индейцы не едят жесткое и жирное мясо этих питающихся рыбой животных. Оно не идет ни в какое сравнение с мясом обезьян, которое даже европейцы считают лакомством. Зато Жермен Патерн был очень доволен и тотчас же с помощью Парчаля принялся их свежевать, чтобы привезти домой шкуру этих животных.

Травоядных же ленивцев засунули на всю ночь в печь, а точнее в яму, выложенную раскаленными камнями. К обеду жаркое будет готово. Если путешественникам, может быть, пропахшее дымом мясо придется не слишком по вкусу, то матросы съедят его с большим аппетитом. Индейцы вообще не привередливы. В этот вечер они набрали длинных, не меньше фута, земляных червей, разрезали их на куски, сварили с разными травами и с удовольствием съели.

Естественно, Жермен Патерн, верный своему правилу все проверять на собственном опыте, хотел попробовать этот венесуэльский матлот [120], но брезгливость взяла верх над научным любопытством, и он смог проглотить только микроскопическую порцию этого блюда.

— Я полагал, что ты больше предан науке! — сказал Жак Эллок, посмеиваясь над брезгливостью друга, несовместимой с любознательностью натуралиста.

— Ничего не поделаешь, Жак, любознательность натуралиста тоже имеет свои пределы! — ответил Жермен Патерн, пытаясь справиться с подступающей к горлу тошнотой.

На следующий день пироги отправились в путь с рассветом, пока ветер был еще достаточно силен, чтобы надувать паруса. Вдали, над простирающимися вдоль правого берега лесами поднимались вершины высоких гор. Это была горная цепь Дуида, одна из самых значительных в этих местах. До нее путешественникам оставалось еще несколько дней пути. К концу дня, весьма утомительного из-за постоянно меняющегося ветра и то и дело налетающих ливней, Вальдес и Парчаль решили сделать остановку около Пьедра-Пинтада.

Не следует путать этот Разрисованный Камень с тем, который путешественники уже видели в районе Сан-Фернандо. А называется он так потому, что скалы на левом берегу покрыты иероглифическими знаками и изображениями человечков.

Поскольку уровень воды уже значительно снизился, то рисунки у основания скалы были хорошо видны, и Жермен Патерн смог их как следует разглядеть.