Жюль Верн - Великолепная Ориноко

Ждать пришлось недолго. Облака пыли клубились уже метрах в двадцати от реки. Оттуда доносились крики, а точнее мычание. Ошибиться было невозможно.

— Слава Богу, нам нечего бояться! — воскликнул Вальдес. — Это просто стадо быков.

— Вальдес прав, — подтвердил Парчаль, — несколько тысяч быков подняли всю эту пыль...

— И весь этот шум, — добавил сержант Марсьяль.

Действительно, оглушительный рев несся из живой волны, катившейся по поверхности льяносов.

Жан, которому очень хотелось видеть, как стадо будет переплывать Ориноко, вышел из-под навеса, куда он скрылся, уступив настоятельным просьбам Жака Эллока.

Подобные миграции [121]быков — не редкость на территории Венесуэлы. Владельцы животных вынуждены мириться с этим явлением. Когда кончается сезон дождей и трава на возвышенностях пересыхает, животных перегоняют на покрытые пышной растительностью заливные луга, где они находят сочную и обильную пищу. Если же при переходе с одного пастбища на другое на пути встречаются реки, животные вплавь перебираются на другой берег.

Жаку Эллоку и его спутникам предоставлялась возможность, ничем не рискуя, наблюдать за переправой нескольких тысяч быков.

У берега животные остановились. Задние ряды напирали на передних, которые не решались войти в воду. Наконец они двинулись за идущим впереди «кабестеро».

— Его можно назвать капитаном флотилии, — сказал Вальдес. — Сидя на лошади, он входит в реку, и животные следуют за ним.

Действительно этот «кабестеро» прыгнул с берега в воду. Следовавшие за ним пастухи, затянув что-то вроде дикого гимна или походной песни со стройным ритмом, тоже бросились вплавь. Стадо последовало за ними и поплыло, так что над водой виднелись только яростно фыркающие морды, увенчанные изогнутыми рогами. Несмотря на быстрое течение, стадо легко доплыло до середины реки, и можно было надеяться, что благодаря мастерству капитана и пастухов переправа закончится благополучно.

Увы!

Внезапно быки, многие из которых были еще метрах в двадцати от правого берега, пришли в волнение. В тот же момент вопли пастухов смешались с ревом животных. Казалось, какой-то необъяснимый ужас овладел всем стадом.

— Карибы... карибы! — закричали матросы «Мориче» и «Гальинеты».

— Карибы? — переспросил Жак Эллок.

— Да! — воскликнул Жермен Патерн. — Карибы и парайо.

Действительно, стадо наткнулось на косяк электрических угрей [122], которыми кишат венесуэльские реки. Пораженные мощными разрядами этих живых «лейденских банок», быки на мгновение замирали, а потом опрокидывались на бок, судорожно дергая ногами.

В несколько секунд множество животных исчезло под водой. Остальные же, не слушаясь криков пастухов, кое-кто из которых тоже пострадал от прикосновения электрических угрей, поплыли вниз по течению и вышли на берег в нескольких сотнях метров от места переправы. Однако остановить стадо на берегу было невозможно. Идущие сзади быки напирали на передних, и обезумевшие от ужаса животные бросались в воду. Но, очевидно, электрическая энергия скатов пошла на убыль, так как многие все-таки достигли берега и бросились бежать по саванне.

— Да, — сказал Жермен Патерн, — такого не увидишь ни на Сене, ни на Луаре, ни на Гаронне. На подобное зрелище стоит посмотреть.

— Тысяча чертей! — проворчал сержант Марсьяль. — Нам тоже не грех остерегаться этих проклятых угрей.

— Безусловно, мой дорогой сержант, — согласился Жак Эллок, — электрические батарейки лучше руками не трогать.

— Самое разумное, — заметил Парчаль, — не падать в воду, когда там полно этих тварей.

— Вы совершенно правы, Парчаль, совершенно правы, — заключил Жермен Патерн.

В венесуэльских реках угри водятся в огромных количествах и, как это хорошо известно рыбакам, обладают отменными вкусовыми качествами. Угрей ловят сетями, и после того как те вхолостую растратят свои заряды, спокойно вынимают из сетей. Гумбольдт рассказывает, что для облегчения ловли угрей в реку загоняли лошадей, чтобы те приняли на себя разряды водных чудовищ. Однако это кажется мало правдоподобным. Элизе Реклю считает, что даже в ту пору, когда бесчисленные табуны носились по просторам льяносов, лошадь была все-таки слишком ценным животным, чтобы обращаться с ней таким варварским образом. И по всей вероятности, он прав.

Пироги снова отправились в путь. Но так как во второй половине дня ветер имел обыкновение стихать, плыли они медленно. А в узких проходах, где течение становилось очень быстрым, приходилось тащить пироги бечевой. На это ушло несколько часов, и уже наступила ночь, когда путешественники добрались до деревушки Эсмеральда.

Весь берег в тот момент был озарен мерцающим сиянием, исходившим от лесистой пирамиды Дуиды, поднимавшейся на 2474 метра над уровнем моря [123]. Но это не было извержение вулкана; гибкие язычки бледного пламени танцевали на склонах горы, а напуганные этими ослепительными вспышками летучие мыши кружились над замершими у берега пирогами.

С незапамятных времен индейцы племени баре считали появление гигантских блуждающих огней на вершине Дуиды зловещим знаком, сулящим страшные бедствия. А марикитаре, напротив, с незапамятных времен считали их появление предвестником счастливых событий.

Но сколь бы различно ни истолковывали индейцы обоих племен пророчества своей магической горы, остается совершенно неопровержимым, что соседство с Дуидой не принесло счастья деревушке Эсмеральда. Живописное положение на берегу Ориноко, прекрасные пастбища, мягкий климат (здесь никогда не бывает удушающей тропической жары). И тем не менее Эсмеральда являла собой жалкое зрелище заброшенности и запустения. От некогда построенной испанскими поселенцами деревни остались лишь развалины маленькой церквушки и несколько хижин, в которых жильцы появляются лишь в охотничий и рыболовный сезон.

У берега не было ни одной лодки, когда «Гальинета» и «Мориче» подошли к деревне.

Что же вынудило индейцев покинуть эти места? Мириады комаров делали эти места абсолютно непригодными для житья, и все огни Дуиды не в состоянии были уничтожить проклятых насекомых.

На путешественников обрушилось такое количество комаров, что не спасали даже противомоскитные сетки. Искусаны были все — и пассажиры, и матросы, и даже племянник сержанта Марсьяля, которого на этот раз дядюшке не удалось защитить. А потому Парчаль и Вальдес еще до рассвета на шестах отвели пироги от берега, чтобы дожидаться утреннего ветра посередине реки.

Ветер поднялся только к шести утра, и два часа спустя пироги достигли устья одного из правых притоков Ориноко, Игуапо. Жак Эллок не выказал ни малейшего желания исследовать Игуапо, точно так же, как до этого он пренебрег возможностью изучать Кунукунуму и Касикьяре. А Жермен Патерн воздержался и от напоминания о поручении министра народного образования, и от дружеского подтрунивания.