Генри Мортон - Рим. Прогулки по Вечному городу

Эта занимательная полемика завершилась, разумеется, победой христиан, и статуя Победы больше никогда не возвращалась в дом Сената. Что с ней стало, никто не знает.

Мужчины всех национальностей сейчас поднимаются к Дому весталок, где в течение одиннадцати столетий любого появившегося мужчину постигла бы смерть. Это единственное место среди руин, где не надо вспоминать Горация или Ювенала, чтобы пробудить тени прошлого; здесь, каким бы христианином вы ни были, вы не можете не почувствовать нежного и благородного духа язычества, как будто бы один из прекрасных маленьких фавнов из музея Капитолия соткался из солнечного света и ластится к вам, чтобы вы его почесали за ухом.

Мне нравится думать, что в древности отцы христианской Церкви чувствовали то же самое, именно поэтому они и допустили, чтобы этот atrium [47] Атрий, передний или входной двор древнеримского дома (лат.). стал, как и случилось, прототипом христианского женского монастыря; а также они стали посвящать своих дочерей Церкви почти с такими же обрядами, с какими принимали в священный орден.

Дом весталок — в руинах, и все, что увидит поспешный посетитель — это груда кирпича — остатки стен и широкое, поросшее травой пространство в центре, где в двух продолговатых бассейнах живут золотые рыбки. Некоторые из них — огромные, и всем им нравился хлеб, который я иногда крошил в воду. Вдоль одной из сторон разрушенной колоннады стоит ряд белых статуй. Они были найдены в развалинах, это скульптурные портреты некоторых главных весталок — Vestales Maximae. На голове одной из них — головное покрывало с пурпурной каймой, suffibulum, единственное, полагаю, сохранившееся изображение этого вида одежды. Его надевали исключительно в тех случаях, когда Весте несли соленые лепешки и другие приношения.

Вот и все, что вы можете увидеть; но можно представить себе двухэтажный великолепный монастырь, где все было из мрамора. Фрагменты колонн, которые поддерживали первый этаж, нашли: они были из cipollino, [48] Мрамор с прожилками (ит.). а те, что поменьше, сверху, — из редкого и драгоценного breccia coralline. [49] Коралловый известняк (ит.). Спальни весталок находились в верхнем этаже, и стены комнат, инкрустированные мрамором, со временем обрушились на первый этаж. И тут обнаруживается печальная вещь. Этот мраморный дворец в холодную погоду становился настоящим склепом. Он был окружен высокими храмами и выстроен напротив склона Палатинского холма. Если прийти сюда днем, то видно, что он первым уходит в тень — как только солнце зайдет за холм; должно быть, это происходило еще раньше, когда Палатин был покрыт высокими дворцами. Пытаясь бороться с холодом и сыростью' весталки сделали двойные стены со стороны холма и везде приподняли полы, иногда при помощи распиленных amphorae, и между этими рядами распиленных пополам сосудов для вина горячий воздух от центрального котла циркулировал под полом. Печально думать, что честь и святость должны сопровождаться ревматизмом и артритом.

Так кто такие весталки и чем они занимались?

В первобытные времена огонь был магической сущностью, которая могла возникнуть, если потереть друг о друга две сухие палочки. В каждой общине имелась отдельная хижина, предусмотрительно построенная в отдалении от остальных — в ней постоянно поддерживали огонь. Пока мужчины были на войне или на охоте, а замужние женщины работали по дому и ухаживали за детьми, поддерживать огонь поручали молодым девушкам, у которых не было других обязанностей. Когда римляне стали цивилизованнее, то, что раньше диктовалось простым здравым смыслом, превратилось в религиозный культ: поддержание огня стало обрядом, который символизировал благополучие и безопасность государства. В дни величия Рима сама мысль о том, что священный огонь может погаснуть, ужасала, и дымок над крышей храма Весты ежедневно сигнализировал Риму, что в Империи все хорошо.

В древние времена хижины первобытных латинян и этрусков были круглыми по форме и строились из тростника. Когда начали строить из камня, храм Весты опять-таки возвели круглым; таким он и остался до падения Рима — запечатленная в мраморе память о первобытной соломенной хижине. Все, связанное с Вестой, ее культом и функциями весталок, сохранялось с тем же религиозно-антикварным рвением. Сначала весталок было всего четыре, потом Шесть, а значительно позже — семь. В период истинного величия Рима их было шесть. Они считались священными существами и не подчинялись общим законам; обладали особыми привилегиями и были весьма обеспечены. Старшая весталка имела право на аудиенцию у императора в любое время. Когда весталки выходили куда-то, перед ними шел ликтор, и если случайно им навстречу попадался преступник, которого вели на казнь, они обладали привилегией простить его, каково бы ни было его преступление. Еще одной привилегией, значительной в таком городе, как Рим, где днем всякий транспорт на колесах был запрещен, было право ездить по улицам в любое время. Весталки могли располагать двумя транспортными средствами: высокая старинная двуколка для торжественных случаев и легкая повседневная коляска на каждый день. Даже консул обязан был, встретив весталок, уступить им дорогу.

Весталки находились под покровительством верховного жреца, Pontifex Maximus (понтифика максимуса), который был единственным мужчиной, имевшим над ними власть и право войти в Atrium Vestae — Дом весталок. Весьма возможно также, что он наполнил их дом служанками, которые за ними шпионили, так как любые их слова и поступки сразу же становились известны.

Вакансия открывалась только в случае смерти одной из весталок или в связи с уходом на заслуженный отдых после тридцати лет службы. Ее место занимала одна из девочек-кандидаток, которых предлагали их родители. Претендентки должны были быть физически полноценны, без всяких дефектов и особенностей. Новенькой полагалось быть не моложе шести и не старше десяти лет и иметь безупречных родителей. Есть свидетельства, что одной из девочек было отказано из-за разногласий между ее матерью и отцом: считалось, что такая жрица будет неугодна богине домашнего очага. Та, на которую пал выбор, прощалась с родителями, и ее доставляли к верховному жрецу. Он приводил ее в тот самый поросший травой двор Дома весталок и там произносил торжественные слова, обращаясь к ней Amata, — вероятно, этот титул содержал намек на теплоту и нежность ее предназначения — служения домашнему очагу. Церемония заканчивалась тем, что девочке остригали волосы и вешали их на священное дерево, после чего ее одевали в белые одежды весталки. Во время церемонии она давала обет целомудрия на тридцать лет. По истечении этого срока она была свободна покинуть орден и даже выйти замуж. Говорят, что очень немногие весталки когда-либо пользовались этой свободой, предпочитая оставаться весталками, пока не умирали в почтенном возрасте.